Менахем-Мендл. Новые письма

Короче говоря, все там распутается, уладится, наведут, с Божьей помощью, порядок, так что действительно будет мир на свете, хотя бы на время, и тогда перестанут устраивать шумиху вокруг всякой ерунды, так что можно будет посвятить себя своим собственным интересам, которые и важнее, и ближе. Вот возьми, например, Анголу. Анголой называется страна, в которой, как я тебе как-то раз писал, нам предлагают поселиться[374]. Теперь это уже не секрет. Лопнул волдырь. Кто проговорился и выдал секрет — не скажу, но дело это хорошее. Нравится оно мне. Ангола находится у португальцев. То есть находиться-то — находится она в Африке, но принадлежать — принадлежит Португалии. Страна эта страшно велика, даже, боюсь, слишком велика, и изобильна, со всяческими благами, о которых я тебе уже писал, — прямо-таки страна, текущая молоком и медом. Но что с того? Она ведь дика, безлюдна и пустынна. Ее нужно заселять, а некому. Когда ее заселят, только тогда станет она раем, а для евреев — своего рода Землей Израиля. Ты, верно, спросишь, а как нам досталась эта страна? Надо бы мне тебе в точности разъяснить, как все произошло.

Была себе страна, как и все пустынные страны в дикой Африке, пришли португальцы из Португалии и прибрали ее. Но так как Португалия — это маленькое королевствишко, меньше нашей губернии, нет у нее, с позволения сказать, ни людей, ни денег, то Ангола лежала себе и ждала. Но надо было так случиться — как будто предначертано! — что жители той страны, португальцы из Португалии то есть, узнали, что есть на свете еврейский народ, который болтается, скитается, блуждает да таскается по миру уже пару тысяч лет и нигде не может найти пристанища… Теперь они пронюхали, что живет в Лондоне некий еврей, которого зовут Зангвил. Он, этот самый Зангвил, я должен тебе его представить, — наполовину писатель, наполовину купец, прямо как я, так в чем разница? Есть небольшое различие — я пишу по-еврейски, а он пишет по-английски. Зарабатывает он, между прочим, побольше моего, поскольку английский — это тебе не еврейский. Что ты сравниваешь? Глупенькая! Ему платят построчно! А как же еще ему платить? Разумеется, ему платят монету за строку! Сколько строк, столько и монет. Недурное дельце, а ты как думала? Ладно, я не о том… Короче, прознали они, что этот самый Зангвил, о котором идет речь, является предводителем территористов[375] и что он разъезжает по всему свету и ищет территорию, то есть такую, так сказать, страну, в которой еврей мог бы поселиться, стать хозяином собственного куска земли и не бояться, как бы его назавтра не выдворили… Узнавши об этом, они, португальцы из Португалии то есть, отправили маклеров к этому самому Зангвилу, чтобы те с ним увиделись. Зангвил пригласил их войти. Войдя, усевшись, закурив папиросу, говорят они ему, так, мол, и так: «Мы, — говорят они, — португальцы из страны Португалии. Наши прапрапрадеды с вами не слишком хорошо обращались. Это было, — говорят они, — конечно, не вчера, прошла добрая пара столетий, но обошлись они с вами очень, очень нехорошо!.. Но не столько, — говорят они, — виноваты в этом мы сами, сколько наши близкие соседи, испанцы из Испании. Это они надоумили наших прапрапрадедов, чтобы те вас изгнали из-за веры в Бога Израиля…» И так далее, разговоров, вероятно, на полчаса. Однако Зангвил тоже ведь не из десяти батленов[376], он тут же догадался, чем пахнет, и обратился к ним с такими словами: «Э, глупости! Речи нет о том, что было когда-то! Мы об этом уже, — говорит он, — давно позабыли! Еврей по природе своей не мстителен и не злопамятен. Написано у нас, — говорит он, — в Торе: не мсти и не храни злобы[377], нельзя желать никому отомстить, а если бы мы хотели отомстить всем, кто сделал нам зло, тэ-тэ-тэ — нам бы пришлось только и делать, что мстить! Ведь кто только этим не занимался? Вот, например, возьмите, — говорит он, — немцев или там французов — ведь совершенно, кажется, приличные люди! — а как они с нами обошлись, не нынче будет помянуто?.. Или же, — говорит он, — возьмите-таки, да простится мне, наше собственное английское государство: мало, что ли, нас тут преследовали, подвергали гонениям и чего только не делали? Ерунда, — говорит он, — все забыто. У еврея короткая память… Но что с того, — говорит он, — вы ведь, надо полагать, по делу пришли, а мы говорим не пойми о чем! Расскажите, господа, вкратце, чего вы хотите?..»