Менестрели в пальто макси (ЛП)

Летом мы с ним выбрались на свалку — он искал детали для каких-то каркасов. Он был трезв и печален. Я нашел красивый мельхиоровый подстаканник, но он и внимания не обратил. Добрый час обстоятельно объяснял мне свой замысел - это будет памятник Нерожденным Младенцам. Я насторожился, услышав, где он будет установлен - оказывается, в Париже, рядом с Нотр-Дам. Собственно говоря, он будет глубоко под землей. Такой зародыш, понимаешь? Он показал мне эскиз. Я одобрительно кивал головой, поддакивая ему.

Бывало, мы натыкались друг на друга на улице, сталкиваясь плечами. Или острый край его черной шляпы чиркал меня по глазам где-нибудь в троллейбусной давке. Я был уверен: он не прикидывается. Он в самом деле меня не замечал. Его прямой взгляд был устремлен на меня, но ничего не видел. Чего там, говорил я себе, ладно уж, так даже лучше. Ведь он так легко возбуждается. Чуть что - в слезы. Не важно, что на нем не та черная дубленка, а длинное черное пальто.

Однако в то, теперь уже давнее, лето он меня узнал. Схватил за руку, втащил в таратайку своего приятеля и, не произнося ни слова, повез за город, куда-то в северо-восточном направлении. Автомобильчик с грохотом отбыл, мы остались в лесу одни. Теперь ты кое-что увидишь! - обещал он, потирая руки, - теперь-то уж увидишь. Он не давал мне наклоняться за земляникой или черникой, торопил, пока сквозь заросли не забелела вилла его предков.

- Погоди, - спохватился он. - Пойду гляну, нет ли папаши... Он, знаешь ли, крутой. - И через минуту у^же махал рукой: - Давай сюда!

Я шагнул через двустворчатую дверь в просторную светлую гостиную. Потянуло сыростью и — совсем чуть-чуть - плесенью. Дрожащими руками он налил мне большой фужер темного вина и тотчас же куда-то исчез. Я не торопясь выпил, закурил и стал ждать. Было слышно, как он осторожно возится в соседнем помещении. Или на кухне?

Я не надеялся узреть какое-то чудо. Ну, покажет еще компанию человечков, родичей Будды. Или чайник с тремя носиками и шестью ушками. Таких я насмотрелся досыта. Я поставил фужер, а он как раз крикнул: готово! Можешь войти!

За стеной находилась поместительная кухня. Мой друг стоял у полуоткрытого окна, его лицо сияло. Ну? - вопрошали его темно-карие глаза, - теперь видишь? Я пристально вглядывался. Видеть вижу, но все-таки... Да вот же! — он ткнул прокуренным указательным пальцем в сторону высокого каркаса из тонких лучинок, скрепленных пластилином. Вот! Deutschland! Германия! Ты видишь? Германия!

Я пожал плечами. Очередной трюк. И ради него он волок меня в такую даль? На торчащих перекладинках каркаса висели бурые пакетики спитого чая. Ты видишь? - орал он. Вижу, вижу, успокаивал я его и даже потрогал один сухой, съеженный, давно утративший аромат рыжий мешочек. Таких пакетиков тут было около дюжины. Куда уж больше - каркас высотой около полуметра. Белые щепки, черный пластилин, рыжие мешочки. Моя сдержанная реакция его ничуть не смутила. Он стоял, уперев руки в боки, а глаза горели, как у сиамского кота. Эй! - воскликнул он. - Смотри! После этого он распахнул входную дверь. Налетел порыв ветра, и я отодвинулся в сторону. Теперь сухие пакетики чая зашевелились - они качались, дрожали, даже кувыркались, точно живые. Deutschland! — снова крикнул он. - Видишь? Да вижу, вижу, - ответил я, - не слепой. Это Германия, если угодно. Мне захотелось поскорее уйти отсюда. Но он произнес слова, которые заставили меня вздрогнуть:

- Ты что - не видишь? Через Германию идут сквозняки! Через всю Германию!

Я совладал с собой и попросил: сделай милость, закрой окно. Он закрыл. По инерции пакетики еще какое-то время трепетали. Раскачивались, точно маленькие висельники. Тотально? - выкрикнул он. Я кивнул: а что, вполне тотально.

Я наведывался к нему все реже. При встрече он никогда не упоминал каркаса Deutschland. Лишь от других я слышал: его дела идут в гору. Лепит только восточное, а в лесу, рядом с виллой предков, возводит исполинскую Германию — Deutschland.