Тогда пленные просто подбирали их и тоже кидали в воронки. А несколько бойцов покрепче рубили высокую березу. Одна уже валялась, с нее обрубал сучья, спиной к деду и Юре, здоровый мужик в летней, относительной чистой форме.
Потом он разогнулся, потер поясницу отошел в сторону и уселся на шинель, вытирая пот со лба…
— Толик! — шепотом крикнул Юра, ткнув деда в плечо. — Точно Толик!
— Ваш?
— Наш, да…
— Мда… Попал, парень… Чего делать будем?
— Выручать б-бы надо!
— А как? Это немцы, не латышские герои. Причем ветераны. Повоевали, видишь — спокойно как жрут? Привыкли к трупам.
— Да… Не ф-фельджандармы… А чего это в-вермахт пленных охраняет?
— А кому тут? В котле все-таки сидят. Не до жиру.
И замолчали, продолжая наблюдать за происходящим.
Тут один немец заметил, что Толик отдыхает:
— Aufzustehen! Schnell! Arbeite, das faule Schwein! — крикнул ганс и показал Толику кулак. Тот приподнялся и снова стал обрубать ветви.
— Свиньей еще об-бзывается… — заворчал Юра. — Чего интересно они деревья тут валят?
— Скоро узнаем.
Скоро случилось примерно через час. Толик к тому времени приготовил уже три березы. Потом четверо лесорубов сели в сторонке, а двое стали распиливать стволы на двухметровые бревна.
— Дрова, видать, заготавливают… — предположил Юра.
— Или строить, чего…
Пилили долго, то и дело меняясь. Двуручка была одна, да и пленные богатырским здоровьем не отличались.
В конце концов, работа была закончена, — одно большое бревно распилили на шесть маленьких — и немцы разрешили им отдохнуть.
Тех же, кто таскал трупы — собрали в кучу. Двоим дали лопаты, закидывать воронки, остальные подошли к бревнам и, разбившись по двое-трое, потащили их к полю.
Немцы пошушукались между собой, потом дружно заржали и пинками заставили пленных выстроиться на одной линии и поставить вертикально бревна.
— Auf die Plдtze… — крикнул старший среди немцев, встав на пригорок. Пленные присели.
— Fertig… — поднял руку с пистолетом вверх. Мужики встали на четвереньки…
— Los!!! — и выстрелил в воздух.
По выстрелу пленные, с огромным трудом приподымая тяжелые березины, начали трамбовать землю, по шагу продвигаясь дальше от леса.
— Чего п-происходит? Не п-понимаю…
Немцы засвистели, заорали и даже захлопали в ладоши, подбадривая пленных красноармейцев.
— Один черт знает, что там в германскую голову пришло…
Лесорубы мрачно смотрели на соревнование. Толик судорожно сжимал топор.
— Давай-ка сползаем по кустам до них.
Воспользовавшись тем, что немцы смотрели в сторону поля, дед с Юрой украдкой поползли по краю леса.
И почти добрались. Но тут на поле грянул взрыв.
Часть немцев радостно заорали, часть засвистели. А потом стали передавать друг другу сигареты.
А там где был взрыв, разлетелось на щепки бревно — часть пленных лежало вокруг небольшой, дымящейся воронки не подавая признаков жизни. Один пытался встать на руки — оторванные ноги валялись чуть поодаль…
Остальные залегли.
— Aufzustehen! Aufzustehen! — заорал главный фриц. И дал очередь над головами залегших.
Те покорно поднялись и потащили свои бревна дальше — бум, бум, бум — равномерные удары о землю были слышны далеко.
— Разм-минируют что ли? Вот с-сволочи… — прошептал Юра.
Дед молча похлопал его по плечу и махнул рукой — мол, пошли дальше.
Подползли как можно ближе к лесорубам, молча склонившим головы и не смотревшим на поле.
А там двое немцев подошли к месту взрыва. Несколькими выстрелами добили тяжелораненых, а потом ушли обратно на поляну.
— Толик! — яростно зашептал Юрка. — Толик! Б-бессонов!
Толик вздрогнул и медленно оглянулся. Увидев в кустах Юрку, аж приоткрыл рот от удивления:
— Ты??
— Толя, б-быстрей за нами, уходим, там наши все почти!
— Не могу… Немцы расстреляют десять человек за побег.
— Б-бл… Толь, чего тут происходит-то?
— Там поле заминировано. Противотанковыми. Пехотных вроде нет. Суки, придумали себе развлечение, каждый день сюда гоняют.
— Вот и п-пошли, рано или п-поздно ляжешь тут на этом п-поле.
— Эй, контуженный, ты с кем там шепчешься? — сказал один из пленных.
И тут на поле глухо гукнул еще один взрыв, а потом еще два подряд.
Немцы машинально присели, а потом гурьбой, галдя о чем-то своем, пошли к покалеченным людям. Кто-то там закричал тонко, взахлеб. А гансы третьей — последней — бригаде заорали:
— Halt! Halt!
Потом вновь раздались одиночные выстрелы.
Толик тоскливо посмотрел на Юрку и отрицательно покачал головой:
— Не могу, Юр… Десять человек на совести будет, я лучше сам…
И отвернулся.
Юрка, матерясь про себя, отполз обратно.
— Не хочет, твою мать, — сказал он деду. — За его побег десятерых положат.
Дед пожевал губы.
— Ишь, какой, совестливый. Хороший, видать, мужик. Прицел, кстати, не сбит в этот раз?
— Нормально в-все!
— Значит, тогда сделаем так…
…Уже через минуту они лежали на краю леса. Юра за старой упавшей сухостоиной, а Кирьян Васильевич метрах в пятнадцати от него в какой-то ямке. Немцы как раз вернулись с поля и дали команду последним, оставшимся в живых, пленным продолжать. Надрываясь, те сделали еще несколько шагов, и снова прогремел взрыв.
В ту же секунду Юра и дед выстрелили в спины немцев.