Меняя личности

В августе 1990 года Карен начала «выключаться» чаще, или же она начала больше рассказывать об этих случаях. В четверг ночью она обнаружила у себя под подушкой нож. Она не могла понять как он туда попал. Три-четыре часа выпали вечером в пятницу. Она написала мне следующее:

«Сейчас два часа ночи, и я не знаю, где я и как сюда попала. Я не знаю, в каком я городе. Тут нет домов - он кажется заброшенным. Не знаю, что делать. Попросить ли у кого-то помощи или продолжать ехать до тех пор, пока не увижу что-либо знакомое? Я не могу позвонить своему мужу. Он не поймет. Я одна, и мне страшно. Я на заправке. За стеклом сидит женщина, пойду спрошу у нее. Она была готова помочь. Выяснилось, что я в Тинли Парк. Я знаю, где я. Мы доберемся домой в целости и сохранности»

Слово «мы» мне бросилось в глаза. Она была одна, но «мы доберемся домой». Карен говорила, что «включилась» по щелчку пальца и осознала, что заблудилась. Все началось во время поездки за продуктами. Она вышла из дома в половину девятого вечера и «очнулась» в два ночи. Продукты она так и не купила и не досчиталась пятнадцати долларов в сумочке. Она благодарила Бога, что оказалась не так далеко от дома.

Сейчас Карен рассказала достаточно, чтобы понять, что у нее диссоциативное расстройство личности. Оставалось выяснить, не было ли это синдромом множественном личности. На мой взгляд этот термин больше подходит для человека, в котором уживаются разные автономные личности. Большинство психиатров никогда не сталкивались с данным синдромом, и я считаю, что подтвержденные случаи расщепления личности достаточно редки, хотя многие чрезмерно усердные врачи ставили подобный диагноз, чтобы в будущем заявить, что сталкивались с чем-то подобным.

Если у Карен был синдром множественной личности, то главная проблема заключалась в том, что та часть нее, которая приходитла ко мне на сеансы, не осознавала этого. Понять, что она страдала от диссоциативного расстройства личности, - не самое трудное. Оставалось неясным, как сказать об этом Карен. Я не готов был раскрыть ей свои мысли на этот счет, так как боялся ее реакции. Она едва держалась. Мне не хотелось давать ей серьезный повод для самоубийства и подталкивать ее к самому краю. Я поговорил бы с ней тогда, когда она сама начала делать бóльший акцент на этом обстоятельстве во время наших сеансов.

Пока что я сделал основной упор на укреплении взаимного доверия и управлении ее срывами.

Карен часто рассказывала о потребности наказать себя, потому что она «плохая». С ее слов, в последний раз она ранила себя три месяца назад. Она не могла смириться с тем, что ее отец трогал ее и бил. Ей больше не хотелось, чтобы к ней когда-либо прикасались снова. Ее посещали мысли вырезать свои половые органы. Тогда я посмотрел на нее. Карен выглядела слишком спокойной. Так выглядят люди, серьезно решившиеся на что-то. Разговор об отрезании частей тела пугал. Мне надо было попытаться искоренить подобные мысли.

- Обсуждая со мной насилие, которое Вы пережили, Вы утрачиваете часть столь знакомой боли, что чувствуете необходимость заполнить образовавшуюся пустоту. Я пытаюсь сказать, что нанесение вреда себе может иметь рациональное объяснение.

Два дня спустя, 30 октября 1990 года, я получил это письмо:

«Уважаемый доктор Байер,