Я, наконец, вспомнил охоту на медведя. Охоту, благодаря которой вместо Вета лечу я, и, может быть, спасаю его во второй раз. Память, два года скрывающая от меня этот эпизод, вдруг просветлела, и я увидел перед собой истерзанного хищником брата, и себя рядом, направляющего потоки Силы в окровавленную пасть зверя. Теперь я точно знал, что сжег его в пепел. А потом появились Следящие. Обессиленный, я ударил в них огнем, но только опалил черные балахоны. После этого в памяти всегда сиял провал. Далее я помнил себя уже в поселке с окровавленным Ветом на руках. Но теперь я отчетливо видел, как Следящие подходят ко мне. Они меня боялись даже тогда. Я чувствовал это, но не мог ничего поделать, истратив всю силу.
Теперь я знал, что их можно уничтожить, что они не боги! Не нужна капсула! Не нужен полет! Я вспомнил серебряный обруч, который они надели мне на голову, и теперь знал: мне внушили все, что мы сейчас делаем! Только я мог вложить это в разум это кому угодно без обруча, ради шутки, а им понадобилась колоссальная энергия и телепатический усилитель.
Они боялись нас. Нас, телепатов, неведомо из-за чего появившихся среди обычных людей. Мы несли им смерть. И они хотели уничтожить нас нашими же руками. Моими руками. Они направили нашу энергию прочь от себя. На мирное дело. На воплощение мечты наших отцов и дедов. Древней как мир мечты о полете. И теперь мы все погибнем. Как в моем сне. Вот только последним уничтожат не меня, а Вета. Я отчаянно, забарабанил кулаками в светящиеся неоном стекла капсулы. Но меня никто не видел, все сосредоточились на запуске. Сколько раз мы репетировали это! Но не предусмотрели возможность остановки.
Знание. Он вливалось в мой мозг мощным потоком с помощью моих друзей. Общий М-фон, способности к телепортации, Москва — мегаполис за Барьером в ста километрах от нас — неизвестные прежде слова обретали значение и придавали смысл всем нашим деяниям. Знание наполняло мой мозг, я впитывал его, словно губка живительную влагу. Мысли сотен тысяч Следящих отголосками эха звучали в моих ушах. Земля населенная Следящими. И мы, атавизмы тридцатого столетия, живущие в резервации.
Мой сон не был сном. Это было на самом деле. Я посылал Вета в космос, и он погиб. Вот только потом я развернул время вспять!
Я ощутил, что поднимаюсь над землей, меня вдавило в кресло, и капсула понеслась в небо. Я почувствовал чудовищные взрывы, накачивающие в башнях Следящих мазеры. Теперь я знал, что такое мазер, и как он устроен.
Когда три луча разрезали капсулу, и силовой экран пропал, я снова повернул время вспять. Всего на два часа. Я сделал это во второй раз, и знал, что при необходимости сделаю в третий, знал, что со временем мы уничтожим Следящих.
— Ирвин, проснись! — кто-то тряс меня за плечо. — Ирвин, ну вставай же!
Я с трудом открыл глаза и увидел перед собой возбужденное лицо Вета.
— Ирвин, ты забыл, сегодня запуск, — шептал брат, и его синие глаза сияли от восторга в свете луны.
Нас с ним всегда различали по глазам. У него — синие, у меня — серые. А в остальном — близнецы. У него — мальчишеские и небесно-озорные, у меня — умудренные опытом и оловянно-печальные.
Теперь я знал, что Следящие — потомки древних, забывшие о своей силе и могуществе, а мы живем в гетто, созданном для тупиковой ветви. Так думают Следящие, помещая таких как мы в резервацию, словно в заповедник.
Они ошибаются в главном. Мы — носители могущества Древних и будущее цивилизации, а они, Следящие — их вырождающиеся потомки.
— Вет, мы никуда не летим! — сказал я и пристально посмотрел в восторженно-синие глаза...
Глаза вампира
Муар. Серая муть, окутавшая все вокруг. И разноцветные всполохи — пляска огней на балу масок...
Маски. Диковинные маски, проплывающие мимо меня, улыбающиеся и смеющиеся в клочьях сигаретного дыма...
Шум... Гулкие, ритмичные удары, от которых дрожит пол. И кровь толчками бежит по венам, и ноги сами собой пускаются в пляс, и руки вздымаются вверх, тщась обнять небо, скрытое за светящимися огнями прожекторов...
Я материализуюсь в танцующей толпе, двигаюсь в такт музыке, пою, запрокинув голову и расставив в стороны руки, и ритм нанизывает меня на тонкую пульсирующую иглу, и грудь разрывается от недостатка кислорода, и сердце стучит все быстрее и быстрее. Грохот его ударов наполняет пространство, заглушает рокот динамиков, глаза испускают мерцающий свет, и голос плачущей скрипкой звучит под бетонными сводами...
Я вижу ее глаза. Радужные разводы вокруг расширенных в полутьме зрачков. Они переливаются калейдоскопом цветов, пронзают дымную мглу, выжигают черные дыры в моем сердце. И все пустеет вокруг, есть только я и она, музыка и огни, ночь и любовь, ярко вспыхнувшая сверхновой. Я иду, влекомый радугой ее глаз, плыву, огибая безликие тела, и мы сближаемся, танцуя. Руки сплетаются над головой, тела дрожат как под напряжением, а кожа жаждет ласки чужих губ и ловит обжигающие прикосновения длинных каштановых локонов.
— Какие необычные глаза! — шепчу я и наклоняюсь для поцелуя.