Меняла

Дом... Смятые купюры исчезают в широкой ладони, я слышу урчание мотора за спиной и ищу цель — обшарпанную дверь подъезда. Монотонно переставляя ноги, поднимаюсь по древним ступеням. Поворот. Еще поворот. Кто планировал эти лестницы? Дверь надсадно заскрипела, и я оказался в своей квартире. Десять шагов до кровати. Здравствуй белое безмолвие...

Небо... Я лечу над землей. Усеянный звездами полог ночи держит тонкие нити, привязанные к моим рукам и ногам. Из-за черной линии горизонта встает солнце, нити начинают плавиться и растягиваться, я камнем падаю на переливающийся кроваво-красный диск. Свист воздуха и писк летучих мышей...

Сон... Открываю глаза и рывком сажусь на кровати. Липкий холодный пот покрывает все тело, меня трясет как в лихорадке, мысли беспорядочно плавают в голове, рвутся и склеиваются, рождая невероятные картины и образы. На чердаке пищат летучие мыши и мешают мне спать. Пробуждение...

Свет... Подхожу к окну и отдергиваю штору. Свет тысячами раскаленных иголочек вонзается в глаза, проникает в мозг, и, кажется, в самое сердце. Закрываю ладонями лицо и отскакиваю в спасительный полумрак комнаты. Боль...

Вино... Только хорошее грузинское вино. Ахашени. Много вина. Потом ночной клуб и девчонка с радужными глазами. Только вампир может увидеть радугу в глазах вампира. Я опускаю голову. Майка пропитана уже запекшейся кровью. Бурые пятна на простынях и подушке. Ванная...

Ужас... Первобытный ужас наполняет меня. В зеркале мертвенно-бледное лицо и водянистые глаза в глубоких, обрамленных морщинами впадинах. Нос стал крючковатым, губы опухли и посинели. Только черные волосы не изменили свой цвет. «Я инициирую тебя поцелуем», — говорила девчонка. Но вампиров не бывает, не существует! Это все сказки, сказки для устрашения маленьких детей! Я в отчаянии срываю майку и вижу тело, еще недавно накачанное и упругое, а теперь дряблое и морщинистое, покрытое тонкой сеточкой. Вены...

Слезы... Тяжелые капли медленно тянутся вниз, свистят как бомбы в полете, и с грохотом разбиваются о кафельный пол. Я зажимаю ладонями уши и кричу во весь голос, но летучие мыши на чердаке пищат громче. Я врезаюсь лбом в зеркало, и дождь из сверкающих осколков окутывает меня. Но крови нет. Есть только буро-зеленая субстанция, забрызгавшая сверкающие грани. Темнота...

Писк летучих мышей. Я открываю глаза. Потолок непривычно высок, а кафельный пол необычно жарок. Я поднимаюсь и только начинаю думать о том, что нужно пройти в спальню, как оказываюсь перед кроватью. Муха, случайно залетевшая из летней уличной жары в спасительную прохладу старого дома, падает на пол, сбитая мной. Обернувшись, я успеваю увидеть последний дюйм ее смертельного полета. Хищно раздув ноздри, я запрыгиваю на подоконник. Разбитое стекло обрушивается с четвертого этажа, и внизу слышатся крики испуганных людей. Я смотрю в ночь.

Я никогда не видел ее до этого. Только тьму и неяркий свет фонарей. А теперь НОЧЬ и ЗВЕЗДЫ. И симфония звуков расцветает на тонких как луч барабанных перепонках. Я слышу, как в сотне километров от меня летит в темноте сова. Ее крылья со свистом рассекают воздух, взрезают его, как нож масло, прессуют и давят, платя за возможность полета. А в трещинах дороги растет трава. Она тихо тянется из-под земли, со скрежетом, с надрывом взламывая асфальт. В окне напротив ярко-красной звездочкой полыхает кактус, расцветший в руках заботливой бабульки. Сама она тихо спит в старой металлической кровати, распространяя вокруг себя ореол умиротворенной старости. Хрустальность восприятия мира.

Я вижу любое движение во тьме, ловлю каждый звук, чувствую самый слабый запах и двигаюсь быстро, как кошка, нереально быстро. Сделав обратное сальто, я оказываюсь у шкафа с одеждой. Огромное зеркало пусто — в нем меня нет.

Я кладу ладонь на стекло и чувствую, впитываю тепло всей поверхностью кожи. Шаг до выключателя, щелчок, вспыхнувший свет, поворот головы. В зеркале снова нет моего отражения.

Я бросаюсь к ящику письменного стола и среди прочего хлама нахожу пыльный и исцарапанный «Polaroid». Отвожу руку с фотоаппаратом на пол-метра от лица и нажимаю кнопку. Вспышка слепит меня, отзывается болью в глубинах разума, я отбрасываю фотоаппарат и закрываю глаза ладонями. Разноцветные всполохи, светящиеся точки и линии беснуются на экране зашторенных век.

Когда способность видеть возвращается, я подбираю наливающийся цветом пластиковый квадратик и вглядываюсь в проступающее изображение. Красивое, как будто выточенное искусным скульптором лицо. И глаза. Сверкающие радугой глаза вампира.

Экзамен

Больше всего на свете не люблю возвращаться. Не люблю уезжать от моря, солнца, пляжей, веселья и беззаботности в душный, прокопченный автомобилями и заводами город. Асфальт серой петляющей лентой расстилается под колесами моего Пежо между вздымающейся к небесам кавказской грядой и простирающейся к уровню моря пропастью. Сцепление, тормоз, поворот, газ, сцепление, тормоз, поворот, газ, сцепление...