Ментальность в зеркале языка

Мы уже отметили, что перед нами не столько синонимические ряды, хотя они и представлены, по крайней мере, в русском языке – добро, благо, сколько антонимические пары, представляющие древнейшие оппозиции и являющиеся рудиментарными остатками так называемых дуалистических близнечных мифов (1). Это означает, что дальнейшее развитие мировоззренческих систем происходило если не под сильным влияние этих концептов, то в тесном соприкосновении с ними. Именно поэтому они и являются системой координат, осями, но, конечно, не только из-за своей древности. Как мы увидим далее, эти отвлеченные и базовые понятия не означают одно и то же в различных культурах и наполняются в зависимости от взятого языка национально специфическим смыслом.

Обратимся к определениям. Современные философские энциклопедические словари (ФЭС) так трактуют добро и зло: «…это нормативно-оценочные категории морального сознания, в предельно обобщенной форме обозначающие, с одной стороны, должное и нравственно-положительное, благо, а с другой – нравственно отрицательное и предосудительное в поступках и мотивах людей».

В интерпретации добра и зла в истории этики, начиная с древности, сталкивались различные точки зрения. Материалисты связывали их с человеческими потребностями и интересами, с законами природы или фактически с желаниями и устремлениями людей (натурализм), с наслаждением или страданием (гедонизм), с реальным социальным значением тех или иных действий. Идеалисты выводили понятия добра и зла из божественного веления и разума, из неких потусторонних идей и сущностей, в результате чего конфликту между добром и злом придавался метафизически-онтологический смысл борьбы извечных начал в мире (2). Отметим, что наши сознание и язык сочетают в себе первую и вторую точки зрения, не вызывая внутреннего конфликта и необходимости рационализировать исторически сложившиеся непримиримые подходы. Потому что в нашем сознании в большой степени правят воображение и миф, не требующие в своей развернутости логичности и последовательности, как того требовали бы построения разумные (3).

Итак, мы могли бы предложить для представленной группы слов следующий набор дифференциальных признаков: высшее, внешнее, вечное, влияющее, неконтролируемое, базовое, абсолютное, категориальное.

Абсолютное – значит непостижимое и неисчерпаемое.

Вечное – означает, что эти понятия не соотносятся с конкретной человеческой жизнью, сопровождая не жизнь человека, но жизнь рода человеческого. У каждого своя судьба, каждому представляются или не представляются различные случаи, каждому суждено повстречаться с различными опасностями и использовать или не использовать различные шансы.

Влияющее – означает, что человек не только с точки зрения актуальных мифов искушаем добром и злом, истиной и ложью, но и отвечает за свой выбор (и в человеческом суде, и в высшем).

Неконтролируемое – означает, что человек не может доминировать над этими понятиями.

Базовое – означает и присущее от века, абсолютное, и не имеющее степеней, категориальное, то есть основополагающее для классификации. Элементы значения именно этих слов обнаруживаются, как мы уже сказали, в трактовке огромного числа других понятий, являясь самым абстрактным элементом значения.

Русское представление одобреизле

Русским понятиям добра и зла не находится никаких прямых аналогий в славянской мифологии. Происхождение слова добро неизвестно, есть версия, что оно, возможно, восходит к праславянскому корню dob, связанному с идеей времени. Существующие сегодня производные слова датированы XVII и более поздними веками и восходят к идее «добротности, доброкачественности, годности».

Активная мифологизация понятий добра и зла связана также с новым временем, развившим мотивы отождествления зла с сатаной, Люцифером, а добра – с Богом. Производные со значением «сострадательный, милосердный» возникли значительно позже других значений, что позволяет нам сделать вывод о том, что современные понятия добра и зла относительно новые, а в историческом времени – совсем молодые и могут трактоваться как специфические характеристики мышления и сознания современной цивилизации, начало которой, с согласия многих культурологов, относится именно к периоду конца XVIII века, к тому времени, когда атеизм оформился в самостоятельное и хорошо очерченное философское течение.

Сказанное не отменяет предположения о древности, исконности самой оппозиции, обозначенной в первых строках этой главы как плюс и минус.