— Нет, но вы заявили, что удар был нанесен в то время, когда доктор Блоксхэм стоял к нападавшему спиной, что можно расценить как совершенно неспровоцированную атаку. Я считаю, что такая точка зрения является упрощенной. Вывод, который можно сделать из ваших слов, сводится к тому, что нападение является одиночным и не имеющим прецедентов событием, а также что человек защищает себя только в то время, когда на него нападают, — произнес Ньюэлл.
— Да, именно так я и понимаю эту ситуацию, — ответила доктор Гиббс.
— Такое видение событий полностью исключает возможность того, что удар был нанесен с целью предотвращения какого-либо последующего события или возможности того, что нападавший мог в будущем пострадать, — заметил Ньюэлл.
— Мой уважаемый коллега просит свидетеля сделать предположение, — возразила Имоджин Паскал.
— Я изучаю альтернативные варианты развития событий, — объяснил Ньюэлл. — Продолжим. Доктор Гиббс, можем ли мы согласиться с тем, что наибольший ущерб был нанесен металлической частью ножки? — спросил он.
— Именно железная часть ножки размозжила череп и создала открытую рану. Если б не это, то в черепе была бы трещина, — ответила Гиббс.
— Если миссис Блоксхэм нанесла удар с такой огромной силой, то ей было сложно контролировать, какая именно часть ножки придется на череп. Орудие могло легко повернуться в руках при поднятии и замахе. Верно?
— Такая возможность существует.
Лотти увидела, как сидевшая в другом конце зала в стеклянном боксе Мария Блоксхэм зашевелилась. Она заерзала, нахмурилась и слегка кивнула головой. Лотти подумала, что Мария вспомнила момент, когда ударила мужа по голове, и, возможно, только сейчас окончательно осознала, что сделала.
— Таким образом, вполне возможно, что Мария Блоксхэм не собиралась причинять пострадавшему столь значительный ущерб, — закончил свою мысль Ньюэлл.
— Да. Но я не могу судить о том, что было у обвиняемой в голове. Я занимаюсь не домыслами, а исключительно фактами, — закончила доктор Гиббс, после чего ей разрешили идти.
— Половина первого, — произнесла судья, — а это значит, что я объявляю перерыв на обед.
— Он не любил ежей, — раздался голос из дальнего конца зала.
Ее честь судья Дауни нахмурилась. Присяжные и публика повернули головы в сторону голоса.
— Простите, кто-то что-то сказал? — спросила судья.
— Он говорил, что ежи — это вшивые паразиты, — чуть громче произнесла Мария Блоксхэм. Лотти увидела, как ответчица нетвердо встала на ноги и прислонила ладонь одной руки к стеклу.
— Миссис Блоксхэм, вам предоставится возможность высказать свое мнение. А пока я прошу вас занять свое место, — предупредила судья.
— Но это ложь, — еще громче произнесла Мария.
Лотти удивилась тому, что эта женщина, которая ранее вела себя совершенно апатично, вдруг проявляет такую настойчивость.
— Мистер Ньюэлл, — сказала судья, — пожалуйста, успокойте своего клиента, иначе я прикажу, чтобы ее увели в камеру.
Адвокат повернулся и жестом руки показал Марии, что та должна сесть.
— Я однажды принесла домой раненого ежа… — начала она.
— Достаточно, миссис Блоксхэм, — повысила голос судья. — Немедленно сядьте, или вас выведут.
Полицейские взяли ответчицу за руки и начали усаживать на место.
— Ваша честь, — обратился Ньюэлл к судье, — попросите присяжных удалиться. Я хотел бы поговорить с моим клиентом.
— Думаю, что это просто необходимо, мистер Ньюэлл, — резко ответила судья. — Я больше не собираюсь терпеть такое недостойное поведение в зале суда.
Она встала и вышла через дверь, расположенную позади своего кресла.
Присяжные вернулись в свою комнату. Все были задумчивыми и молчаливыми. Когда Лотти вошла в комнату, Грегори, Табита, Агнес и Сэмюэль уже сбились в группу. Никто, как обычно, не рвался за кофе или чаем. Лотти достала из сумки мобильный телефон и направилась в туалет. Пока телефон оживал, она стояла и смотрела на свое отражение в зеркале. Прикоснулась к вертикальным морщинкам между бровей, вспоминая, как хмурилась Мария Блоксхэм, когда высказывалась по поводу того, как ее муж относился к ежам. Она была очень настойчива. Лотти удивило, что никто не захотел ее слушать. Когда полицейский оттащил Марию, на стекле остался отчетливый отпечаток ее потной ладони. В зале суда было действительно невыносимо жарко, а внутри стеклянного бокса, наверное, еще хуже.
Тем не менее Лотти думала о том, что потливость ответчицы не была вызвана высокой температурой воздуха. Она приложила ладонь к зеркалу и некоторое время подержала ее. На стекле остались только еле заметные отпечатки кончиков ее пальцев. Отпечаток Марии был совсем другим. Лотти видела, что та изо всех сил прижала ладонь с растопыренными пальцами к стеклу так, что побелели пальцы. Совершенно очевидно, что Мария была в бешенстве, решила Лотти. У нее явно нервный срыв, который она не смогла сдержать, точно так же, как не могла симулировать обильное потовыделение на ладонях. Был ли это гнев, свидетельствующий о взрывном характере, или страшное разочарование, когда она увидела, как ее муж дурачит всех в зале суда?