Мера Любви

— Да уж, это было бы так смешно, если бы не было так грустно, — сам едва сдерживая смех, сказал Джованни. — Совсем меня нельзя одного оставить, сразу безобразия.

— Ох, Жан, знали бы вы, как я напугался, увидев запертую церковь! — де Бельвар испытывал радостное возбуждение человека, уверившегося в ложности дурных вестей.

— И как мне прикажете с ними быть? — спросил Джованни. — Сказать по правде, я не могу наказать их как следует.

— Это еще почему?

Граф хотел добавить: «Для этого я у вас есть», — но посчитал такое заявление слишком похожим на узурпацию прав своего друга во внутрицерковной области, находящейся вне пределов его светской власти.

— Потому что это убийство действительно произошло непреднамеренно, словно несчастный случай, прямо как и сказал Фольмар, — ответил Джованни. — Кроме того, они все без исключения виноваты. Не столь важно, кто именно нанес декану Брендану последний смертельный удар. — Джованни пожал плечами. — В общей драке какая разница? А наказать их всех я не могу, иначе мне пришлось бы разогнать капитул. При этом каждый, кто не убил декана, посчитал бы меня несправедливым, стал бы жаловаться вышестоящим церковным властям, а тот, кто знает за собой грех убийства, чтобы о нем никто не догадался, станет самым ярым жалобщиком, словно безвинно обвиненный. Да я и понятия не имею, где мне набирать новых каноников. И каковы они еще окажутся? Этих-то прохвостов я хоть знаю, а неизвестное зло хуже известного. Кроме того, весь опыт, какой только есть у меня в церковной жизни, научил меня не выносить сор за порог своей церкви без крайней на то надобности, клерикальные дела чаще всего предпочитают попросту замять.

Я принимаю ваше решение, Жан, — серьезно сказал де Бельвар, — и я стану поддерживать вас в любых действиях, что бы вы ни предприняли.

— Знаю, Гийом, — кивнул Джованни. — Только предпринимать мне особенно нечего. Я решил запретить им на время служить, потом мне придется наново освятить собор, а дальше посмотрим. Надеюсь, они извлекут урок из всего этого.

— Дай Бог. Хотя мне, говоря по совести, в их способность извлекать уроки что-то плохо верится, — скептически заявил де Бельвар. — В общем, я с вами, Жан, согласен. Вы все мудро решили. Только давайте вот как поступим, чтобы мне стало спокойнее. Я оставлю вам одного моего молодца, Филиппа де Бовэ. Он огромный как дом и вояка хоть куда, с вашими канониками ему разобраться — раз плюнуть.

— Считаете, мне нужен телохранитель? Что ж, когда я учился в Болонье, мой дядя тоже так считал и посылал со мной везде своего слугу, чтобы меня никто не обидел, — Джованни вздохнул. — Вот так всегда, от меня одни хлопоты, не могу я сам за себя постоять.

— Жан, какие хлопоты? Придумаете же, — де Бельвар взял Джованни за руку. — Развеяться вам надо, отвлечься. Погода сегодня прекрасная, тепло не по времени, солнечно. Поехали прогуляемся.

Джованни с радостью согласился, граф крикнул человека, приказал седлать Логику, словно он, а не Джованни был в епископском доме хозяин.

На выезде из города Джованни вдруг спросил де Бельвара, желает ли тот еще учиться.

— Конечно, только вот прошлый урок я позабыл совсем, слишком много времени прошло, — признался граф, и Джованни услышал в его словах искреннюю заинтересованность в занятиях.

— Ничего, — сказал он, — мы повторим.

Солнце уже стояло высоко, когда им наскучила верховая езда и они, оставив коней на лесной опушке под присмотром графских людей, сами решили пройтись. Наедине, на свободе, они могли говорить без стеснения обо всем на свете. Ходьба отнимает слишком мало усилий, чтобы мешать мыслям, и вместе с тем свежий воздух в сочетании с умеренным движением, как известно, способствует прекрасной работе ума, — так друзья незаметно для себя настроились на серьезный лад и оставили бессодержательную болтовню ради интересной беседы.

— Скажите мне, Жан, кто из смертных в состоянии спастись, если даже призванные послужить Богу совершают тяжкие прегрешения? Ваши каноники, например, или аббат Бернар достойны ли Рая? — высказал де Бельвар мысль, давно не дававшую ему покоя.

— Милый Гийом, не нам с вами судить о том, чьи имена навечно вписаны в Книгу Жизни, а чьи нет. Это ведомо одному только Богу, — ответил Джованни. — Но, скажу так: принадлежность к клиру отнюдь не дает святости, зачастую в клирики идут люди слабые, не способные проявить себя ни на каком ином поприще, и просто не разумеющие, как спастись иначе.

— Но вы, Жан, разве вы из таких?