Мера прощения

Мысленно обматюкав капитана, я связался с машинным отделением. На вахте там второй механик – человек исполнительный, беспрекословно и быстро выполняющий приказы. Обычно механики забывают о том, что главные двигатели – всего лишь часть судна, берегут только их. Второй механик спокойно выслушал приказ и пообещал выполнить максимально быстро. Потом я связался с баком, узнал, что боцман уже там. Его разбудил капитан – хоть что-то полезное сделал. Я приказал приготовить якорь к подъему.

Вскоре второй механик доложил, что главные двигатели в рабочем режиме.

– Боцман, вира якорь! На самой быстрой скорости!

– Вира якорь! – продублировал боцман.

Он забыл выключить спикер, и мне было слышно, как звякают звенья якорь-цепи о клюз и шестерню брашпиля. Перезвон был чистый. Время от времени ему вторила рында – судовой колокол, сообщая, какая смычка якорь-цепи выходит из воды. Старая школа: молодые боцмана устно докладывают.

Рында зазвонила часто-часто.

– Якорь встал! – дополнил боцман сигнал словами.

– Выбирай на малой, – приказал я ему и толкнул судно вперед работой одного двигателя.

Наш теплоход медленно, как бы нехотя, отошел от соседнего, на который почти навалился. Я видел, как на нем бегают люди, заводят большие кранцы в том месте, где мы должны были стукнуться. Да можно было и не смотреть: динамик радиостанции буквально разрывался от воплей вахтенного штурмана или капитана.

– Якорь грязный! – доложил боцман.

– Что поймали?

– Вроде камень, плита, прямо в середку угодили.

Хорошо, что не чужую якорь-цепь. Я отвел судно еще чуть дальше от соседнего, лег в дрейф и приказал боцману:

– Действуй, Степаныч!

Объяснять ему незачем. Боцман и сам знает, что надо отдать якорь, чтобы он стукнулся о грунт, а потом выбрать и опять отдать – и так до тех пор, пока плита не отцепится. Угораздило нас попасть прямо на нее. Она хоть и тяжелее якоря, но скользит по грунту, поэтому нас и понесло.

На мостик влетел капитан. Вихры на его макушке напоминали рога, несколько пар, уживающихся на одной голове. Наверное, такие растут у несчастливых многоженцев. Впрочем, многоженец не может быть счастливым: с каждой новой женой количество без увеличивается в геометрической прогрессии.

– Деда будил! – доложил истеричным голосом Мастер. – Спит, сука! Пьяный! Вот!

– Ну и пусть себе спит, – сказал я.

– Как?! Мы тут, понимаешь... а он!..

– Все в порядке, – успокоил я.

Объяснив, почему пополз якорь, я сообщил, что собираюсь перейти в дальний рейд, в сторонку от других судов.

– Вот так вот! – произнес капитан тем тоном, каким говорят: «Знай наших!»

Я даже не засмеялся. Зато четвертому помощнику, который вернулся с бака, сделал втык, чтобы знал, кого надо будить в первую очередь, если что-нибудь случилось. Умеешь создавать ЧП, умей и расхлебывать.

– Как получилось, что оказались так близко к соседнему судну? Спал? – спросил я, когда капитан опять убежал с мостика.

– Нет.

– А чем же ты занимался, что некогда было в локатор глянуть или хотя бы на крыло выйти?

– Я глядел... – виновато ответил он. Зазнайство с него, наверное, выдуло ветром на баке.

– Если и дальше будешь так смотреть, очутишься во впередсмотрящих, – пообещал я. Впередсмотрящих назначают из матросов.

Отчитал его, а себя поймал на мысли, что и со мной иногда такое приключается: смотришь – и не видишь. И чем продолжительнее рейс, тем чаще такое бывает.

– Якорь чист! – доложил боцман.

– Отлично, – сказал я. – Готовь оба якоря к отдаче.

Позабыв включить ходовые огни, я привел судно на дальний рейд и встал там на два якоря. Теперь нам не страшен никакой шторм, разве что ураганище необычайной силы, но такие случаются раз в несколько лет. Думаю, наш год еще не наступил.

На мостик пришел старший механик – как всегда аккуратно одетый и причесанный, но с припухшим и злым лицом.

– Что у вас произошло? – спросил он таким тоном, словно машинное отделение – автономное плавсредство, не имеющее к теплоходу никакого отношения. Дед ко всем обращался на вы и все к нему так же.

– Якорь пополз, а капитан с перепугу в штаны наложил! – ответил ему Гусев.

Старший механик будто не слышал матроса, смотрел на меня. Я бы с удовольствием повторил слова матроса, но раз для Деда субординация превыше всего, придется подыграть.

– Ничего страшного, – ответил я. – У меня к вам дело есть – может, спустимся ко мне?

В коридоре я коротко рассказал Деду, что произошло. Он только хмыкнул, наполнив коридор запахом свежего перегара.

– Да, чуть не забыл, – произнес я, словно это не пришло мне в голову прямо сейчас, – не одолжите мне бутылку водки? Что-то у меня биологические часы сдвинулись, засыпаю под утро. Отшвартуемся к причалу, сразу верну.

Старший механик погладил правый ус с задумчивым выражением лица, точно вспоминал, где эта бутылка запрятана.

– Одолжить не могу: не в моих правилах. Но если зайдете ко мне, угощу.

– Можно и так.