Мераб Мамардашвили: топология мысли

Ведь первая встреча с миром не упорядочивает, а разрушает, я действую реактивно и принимаю его как несправедливый, поскольку я к нему, и он ко мне не приспособлены. Я миром не зван, а мир для меня не справедлив. А потому мир для меня злой, чужой, разрушительный. И мне необходимо совершить душевную работу по перестройке, разборке и сборке душевной организации, в силу чего выстраивается новое понимание, которое помогает собиранию меня, но уже меня в мире. Вот для таких работ по перестроению души и нужны особые инструменты, скажем – театр, или роман, литературный или философский текст.

Правда, здесь М. К. почему-то не вспоминает про любовь – материли, родителей. Я являюсь в мир и меня же любят, принимают. И тем самым помогают мне как-то в этом мире устроиться. Если же человек рождается в таком мире, в котором его не ждут и не любят, то это радикально трагичная ситуация.

Но несмотря на любовь, фактически человек, являясь в мир, идёт далее по нему вслепую, не ориентируясь, реактивно. Организованный и существующий до меня мир уже как-то направлен, имеет свой строй и организацию. А мои эмоции души не ориентированы, не направлены, реактивны. Создание произведения приводит к тому, что происходил кристаллизация, поскольку в человеке нет предзаданной меры. Он безмерен, то ест вне меры. Мера задается им самим самому себе собственным душевным движением, душевной работой по кристаллизации души посредством формирования произведения.

Поэтому рождается тема сверхчувственной реальности произведения, собирающего нас в свою кристаллическую организацию и делающего наше душевное состояние уже ориентированным и направленным, организованным.

В этом смысле произведение выше нашей привычной нам эмпирической жизни, жизни эпизодов, встреч, бесед, эмоций, вещей и предметов. Произведение создаёт такую реальность, которая самими вещами и простой нашей памятью, нашими событиями жизни, не создаётся.

Эта реальность, разумеется, поэтому сверхчувственная, она есть в мире моих представлений. Ведь человек любит другого человека не потому, что тот объективно красив, добр, умён и проч. Отношение к другому человеку никак не связано с какими-то реальными, внешними и независимыми от нас качествами человека. Отношение моё к нему формируется не в связи только с ним, а в связи с моим ожиданием, состоянием, в момент которого и произошла наша встреча. Было ожидание любви. Важно не само по себе качество другого, а момент связи и причины – связи этого человека и моего отношения к нему, моего ожидания.

Влюбляются не в того, кто красив, умён, добр, а в того, кто в определённый момент встретился со мной, моим состоянием, и в этой встрече состоялась кристаллизация моей потребности в чувстве[100].

Поэтому выше приведённый пример с теснотой и толкучкой в автобусе отличается радикально от нашего разговора о реальности души. Наша душа, реальность нашего Я, реальность нашего пространства-времени – это реальность химеры, то есть представлений, которые могут расширяться и сужаться, переживать метаморфоз, рассыпаться и собираться. Потому реальна и множественность миров, поскольку это миры представлений, миры мышления. Потому я и могу войти в этот мир и уместиться в нём, поскольку и я, и он могут меняться, быть раз-номерными и безмерными.

Вспоминаем выше пример про 1937 год. Мы говорим «1937 год», и как будто, это относится объективно к неким внешним реальным событиям. Эта дата стала меткой, ею мы пометили произошедшее когда-то. Этой меткой мы уже читаем и оцениваем содержание произошедшего. Если мы не извлекли опыта из опыта 1937 года, не проделав над собой работы по пересборке личности, то он будет и дальше повторятся. Освенцим и ГУЛАГ завтра могут повториться. Время метится тем и так, как мы помним. Время не есть безличный поток. Оно есть качество душевной работы, работы по собственному изменению. Время и пространство тоже есть формы наших представлений.

А потому и место, которое я хочу в мире как-то занять, отстроить, обрести, разумеется, связано с моей работой по реорганизации собственного душевного строя. Это место никак не дано и не представлено в мире без меня и вне меня. Это не пустое незанятое место в автобусе. Моё место в принципе не может никто занять, поскольку в мире моё место без меня просто не существует. Я его должен создать и занять.

Мы опять вернулись к теме места человека, совершающего акт мысли (Мысли, у М. К. часто с большой буквы), концентрирующего свою душевную работу по реорганизации своего душевного строя посредством произведения (текста, поэтического или романного, театрального действия).

Мы уже говорили много раз о том, что акт мысли есть событийная вспышка, не детерминированная впрямую никакими душевными состояниями и внешними обстоятельствами. Она случается. Но нам уже мало говорить о том, что мысль имеет событийную природу[101]. Ведь случается также и нервный припадок. Человек, больной падучей, тоже вдруг переживает припадок. Правда, буквально за несколько секунд он его предчувствует – вот-вот, случится.