Мераб Мамардашвили: топология мысли

Не забуду один случай. Давно было, где-то году в 1978-м. Я гостил у друзей в Волгограде. Случилось это у памятника на Мамаевом кургане. Спускаюсь с подругой вниз по ступенькам. Вдруг нас обгоняет молодой парень, прыгает через ступеньки, вся фигура какая-то ломаная, движения разбросанные, корявые. Вот он падает и бьётся в падучей. Мы набросились на него, пытаясь прижать, удержать, чтобы не разбился о камни. Горлом пошла пена. С подругой моей случилась потом истерика.

И что? Мысль – такое же неожиданное событие, как и припадок у эпилептика? Не по содержанию, понятно, а по характеру событийности? Ж. Деррида бы здесь порадовался и согласился. Ведь сошёл же с ума Ф. Ницше. Сошёл с ума А. Арто. Бился в припадках Ф. М. Достоевский. Мучился своей астмой М. Пруст. Между актом мысли и актом падучей грань зыбкая, прозрачная. Ведь и сама мысль совершается всегда на грани сущего. На то она и мысль. И только тогда она будет событием, поскольку мыслящий ставит себя на грань – между этим и тем, знаемым опытом и незнаемым.

Что получается? Человек пытается посредством акта мысли, душевной работы по пересборке, посредством произведения выработать некую антропологическую альтернативу собственной больной природе? Об этом мы тоже говорили. Но пока это только метафора или просто примеры, прецеденты личных биографий. Но пока не похоже на закон душевной жизни. Чего-то не хватает для его формулировки.

Итак, о месте. Место (места?) человека – это моменты его событий-вспышек, событий Мысли. Это места, фиксирующие то, когда и где происходят эти вспышки[102]. Понятно, что речь идёт не о географии, точнее, о ней тоже, но география здесь имеет свой контекст вполне себе жизненно-событийный. Ведь мыслит человек тоже не в безвоздушном пространстве. Он мыслит где-то, когда-то. М. К. ведь ходил и мыслил в конкретном месте – в данном случае в аудитории Тбилисского университета. Но он ходил и мыслил, и создавал в этой географии, в этой аудитории свой топос, своё место. Выходит автор из аудитории, и это место растворяется как дым. Остаётся лишь гул воспоминаний у слушателей, эхо голоса того, кто только что здесь говорил.

Это место создаётся путём наращивания душевных тел (см. выше), расширения души, создавая тем самым собой присутствие. И этим присутствием мы создаём свои места. Как например, встанет человек с кресла и выйдет в другую комнату. А кресло ещё какое-то время сохраняет тепло его тела. Человек, выходящий в иной мир, уходящий из него, оставляет о себе тепло присутствия. Концентрат тепла зависит от масштаба и силы присутствия, от энергии его присутствия.

По большому счёту в этом и заключается когитальный акт, принцип cogito, вновь помечает М. К. [ПТП 2014: 481]. Он заключается в «великом бодрствовании», в полноте действия, в готовности действия (см. выше о принципе готовности на примере Гамлета). Для совершения акта мысли любое время – твоё, нельзя откладывать время поступка. Оно всегда вот. Потому автор выходит один на один с миром и ставит нá кон себя. Только тогда место и создаётся. Оно не создаётся просто твоим физическим присутствием, если ты не ставишь нá кон самого себя.

Поэтому весь свой разговор М. К. называет «под сенью Декарта». В том числе и потому, полагает М. К., что Р. Декарт первый стал писать не философские трактаты, построенные на логических доказательствах и умозрениях, а истории собственных мыслей, то есть фактически вёл дневник. Разумеется, это сугубо автобиографическое письмо с ярко выраженным авторским словом, почерком, подписью. Задолго до Ницше[103]. Этот путь по истории собственных мыслей, пусть рискованный и чреватый, поскольку не гарантирует событие мысли, и осуществлял Декарт, понимая, что мысль не рождается из чужих мыслей и прочитанных книг.

Так вот, эта история мыслей представляет собой не движение по кривой восхождения, по ступенькам (как у Гегеля, абсолютный дух у которого воплотился в его собственной философии и там и умер)[104], а в виде извилистой тропинки, нехоженой, неторной тропы[105].

Эти неторные тропы, которые проходит в своей жизни человек, пересекаются с другими тропами другого человека. Таких переплетений множество. Но вопрос состоит в том, где и как происходит не просто пересечение троп, а реальная встреча? Или люди как атомы, частицы, бьются друг от друга, отскакивают и дальше разбегаются в безмерном пространстве-времени?

Встреча путей возможна, настаивает М. К. благодаря созданию, выплавке произведения, посредством которого открываются шлюзы для встречи, посредством которого мы и можем расширять наши души друг другу, другим мирам. Обозначим на рисунке (см. ниже).