Мерецков. Мерцающий луч славы

— Нет, дружище, завтра ты мне будешь нужен. — Мерецков помолчал. — Итак, угроза окружения 2-й ударной армии ликвидирована. Теперь все силы нужно направим, на подготовку удара по Любани. — Они вошли в штаб, и Мерецков спросил: — С чего начнём?

Стельмах между тем разложил на столе рабочие карты. Он предложил резервную гвардейскую стрелковую дивизию отдать 4-й армии генерала Гореленко, чтобы укрепить её.

— На её базе лучше создать 6-й стрелковый корпус, чтобы усилить им 2-ю ударную армию. Как считаешь? — спросил Мерецков.

— Интересная мысль, я — за!

— Вот этим и займись, дружище! Главное — не терять время…

Но случилось то, чего Мерецков никак не ожидал. Через несколько дней Ставка ликвидировала Волховский фронт, а его войска были переданы Ленинградскому фронту. У Мерецкова в душе возник холодок, словно туда попала льдинка. Невольно подумал: «Кто же толкнул Сталина на такой неверный шаг?» Вскоре всё выяснилось. В штаб фронта с неожиданным визитом прибыл генерал Хозин, командующий Ленинградским фронтом. Высокий, плечистый, серые глаза настороженно глядят из-под чёрных бровей. Мерецков как ни в чём не бывало пожал ему руку, кивнул на стул.

— Садись! Наверное, устал с дороги? Как наш родимый Питер?

— Я к тебе прямиком из Москвы. — Хозин сел. — В Ставку приглашали. — Он вынул из папки документ и протянул его Кириллу Афанасьевичу. — Прочти, тебя касается…

Это была директива Ставки о ликвидации Волховского фронта. Мерецков прочёл её, и тревога появилась в его опечаленных глазах.

— Твоя работа? — спросил в упор Мерецков.

Хозин подтвердил, что это он предложил передать войска Волховского фронта в состав Ленинградского фронта, чтобы скорее решить задачу по деблокированию Ленинграда, и Сталин с ним согласился.

— А 6-й стрелковый корпус и одну дивизию из состава Волховского фронта я передам Северо-Западному фронту!

— Михаил Фёдорович, советую тебе сохранить корпус, иначе ты погубишь 2-ю ударную армию! Её важно укрепить…

Насмешка блеснула в глазах гостя.

— Я обойдусь и без стрелкового корпуса, — возразил он. — Важно не то, сколько у тебя войск, важно то, как ты воюешь! Ещё Суворов завещал нам: воюют не числом, а умением! Надеюсь, Суворова ты опровергать не станешь?

В его голосе было столько цинизма, что Мерецков вспылил.

— Суворова — нет, а тебя готов опровергнуть! — Кирилл Афанасьевич напрягся, ощущая, как гулко забилось сердце. — Ничего у тебя под Питером не получится! Ты переоценил себя, возомнил, что ты полководец и тебе сам чёрт не брат. Но я молчать не стану! — Он снял с аппарата ВЧ трубку и, когда услышал в ней голос Сталина, заявил: — Мерецков докладывает. Хозин вручил мне директиву…

— Так что вам неясно? — грубо прервал Верховный.

— У меня просьба, товарищ Сталин. Прошу 6-й стрелковый корпус оставить во 2-й ударной армии, иначе она погибнет!

— Вылетайте в Ставку, мы ждём вас! — коротко бросил в трубку Верховный…

С тяжёлыми мыслями Мерецков вошёл в кабинет вождя.

— Вы что застыли у двери? — усмехнулся Сталин. — Проходите и садитесь за стол. Какова ситуация в районе Любани, доложите нам!

— Я подойду к карте…

Мерецков говорил веско, убедительно, показывал на карте те рубежи, где проходили особенно тяжёлые бои. Ничуть не смущаясь, он заявил, что Волховский фронт, располагая меньшими силами, чем противник, остановил врага.

Сталин пружинисто повернулся к нему.

— А Любань так и не взяли!

— Я старался сдержать натиск врага, потеснить его. А когда угроза окружения 2-й ударной армии отпала, начал готовить наступление на Любань. Освободить этот город я считал делом чести.

— Свою честь надо воплощать в конкретные дела!

Мерецков помрачнел и, сам того не сознавая, произнёс:

— У нас плохо обстояло дело с боеприпасами. Дошло до того, что я лично устанавливал норму расхода снарядом один-два выстрела на орудие в сутки! И это в период наступления! Потому-то нам и не удавалось уничтожить систему огня противника, а сами несли потери.

— Почему не телеграфировали в Ставку? — хмуро спросил Сталин.

— Я просил начальника Генштаба маршала Шапошникова помочь нам, но он сказал, что такая ситуация с боеприпасами сложилась и под Москвой. Причина — ресурсы нашей страны крайне ограничены и пока не могут удовлетворить потребности войск. — Мерецков умолк, ожидая, возразит ли ему вождь, но тот молчал. — Я, товарищ Сталин, не плачусь и не жалуюсь, я констатирую факты. Как-то я разговаривал с Жуковым — это было вскоре после Нового года, — он тоже сетовал на нехватку боеприпасов. Поэтому-то я и не побеспокоил вас.

Верховный долго молчал, о чём-то размышляя, потом спросил:

— Скажите, 2-я ударная армия сможет выстоять в боях? Там ведь теперь другой командующий.

— Не сможет! — горячо возразил Кирилл Афанасьевич. — Её коммуникации находятся под угрозой вражеских ударов, и если не принять мер, то катастрофа неминуема.

— Что вы предлагаете? — сухо спросил Сталин.

— Наверное, Кирилл Афанасьевич потребует резервов, — бросил реплику до этого молчавший Маленков. На его лице появилась язвительная улыбка.