Мерецков. Мерцающий луч славы

— То был мой брат Аркадий. — Татьяна заметила, как гость наморщил широкий лоб. — Он уезжал в Новороссийск, оттуда на пароходе должен был уйти за границу, и я боялась, что в Москве его могут арестовать. Отец предупреждал меня, что Аркадий может приехать в Москву и напакостить мне. Но брат предложил мне отправиться с ним за границу, потому что семью Костюк, мол, всё равно будет преследовать советская власть. Но я с ним не поехала.

— Где он теперь?

— То ли в Германии, то ли во Франции. Я с ним связь не поддерживаю.

— Если вдруг Аркадий объявится, дайте мне знать. — Мерецков протянул Татьяне листок, на котором был записан номер его телефона.

9

Начало марта 1924 года на Дону выдалось по-весеннему тёплым, правда, когда шли дожди, становилось прохладно. Мерецков всё последнее время проводил в поле, на учениях, и, хотя всё шло строго по плану, он был каким-то настороженным и грустным. Это заметил комдив Ольшанский.

— Что-нибудь случилось? — спросил он. Ольшанский находился на КП дивизии и в бинокль наблюдал, как сапёры обезвреживали минное поле противника, чтобы затем пехота ринулась на штурм его укреплений.

— Тут такое дело… — смущённо заговорил Кирилл Афанасьевич. — Ночью у моей жены начались схватки…

— Ты ждёшь малыша? — уставился на него Ольшанский. — Вот здорово! И что же ты сделал?

— Отвёз её в роддом, а сам поспешил на службу. Теперь вот переживаю, как там она. — Мерецков достал папиросы и закурил.

— Почему же мне не позвонил, когда отвёз Дуняшу в роддом? — сурово спросил комдив. — Я бы разрешил тебе остаться там до выяснения ситуации.

— Не хотел отвлекать тебя от важных дел. А тут ещё учения начались…

Ольшанский поправил на груди бинокль, подошёл к Мерецкову ближе.

— Вот что, Кирилл. Оставь за себя своего заместителя, а сам поезжай в роддом. Город-то в тридцати километрах! Полчаса ходу, и будешь на месте. Или ты не уверен, что заместитель сумеет руководить войсками на учении?

— Нет, что ты, он подготовлен хорошо, — смущённо ответил Кирилл Афанасьевич. — И всё же…

— И всё же тебе надо ехать! — Ольшанский был в эти минуты не похож на себя, голос у него стал твёрдым и решительным. Казалось, он больше чем сам Мерецков пережимает за его жену.

Мерецков растерянный стоял на КП.

— Чего ждёшь? — рявкнул комдив.

— Когда мне вернуться в штаб? — спросил Кирилл Афанасьевич.

— Решай сам, исходя из обстановки, понял?..

«Эмка», скрипнув тормозами, застыла у подъезда роддома. А тут, как на грех, когда проехали мост через Дон, подул ветер, нагнал чёрные тучи, грянул гром и с неба хлынули потоки дождя. Мерецков выскочил из машины, и, пока ему открывали дверь, он изрядно промок.

— Вам чего, товарищ военный? — спросила его дежурный врач приёмного покоя, полная, сероглазая женщина в белом как снег халате. Смотрела она на Мерецкова строго, словно он в чём-то перед ней провинился.

— Моя жена здесь у вас, и я хотел бы знать, родила ли она? — Голос его прозвучал тихо, но твёрдо. — Прошлой ночью я доставил её сюда… Мерецкова Дуня…

— Минутку. — Врач полистала журнал. — Да, есть такая, она ещё не родила.

— Я могу пройти к жене?

— Вы что, шутите? — усмехнулась врач. — Ну, учудил командир!

— А можно передать ей записку?

— Пишите! — Врач улыбнулась. — Только коротко и без жалости. Женщине перед родами волноваться никак нельзя!

Мерецков смутился и не сразу сообразил, что писать жене. «Коротко и без жалости…» Ох уж эти врачи, всё у них не так, как у других людей. Он сел за столик в углу приёмного отделения и стал сочинять записку. «Дуняша, милая моя жёнушка, душа у меня по тебе болит. Как ты себя чувствуешь? Ты уж, голубушка, крепись! Чует моё сердце, что ты мне подаришь мальчика. Но если и девочку, то моя любовь к ней будет покрепче брони танка… Краше тебя, Дуняша, у меня никого нет. Целую. Твой Кирилл».

Мерецков свернул записку и отдал её врачу.

— У меня к вам просьба: если вдруг что-то случится, позвоните мне домой.

Глубокой ночью Мерецкова разбудил телефонный звонок. Он вскочил с дивана и рывком снял трубку.

— Это вы, товарищ Мерецков? — Он узнал голос дежурного врача.

— Да, это я. Что-нибудь случилось?

— Случилось. Ваша жена только что родила.

— Кто у меня? — спросил Мерецков и затаил дыхание.

— Сын!

— Ура! — закричал он.

«Ну что ж, сын — это здорово! — подумал Кирилл Афанасьевич. — Дуняша небось тоже рада. А на учения я поеду рано утром…»

Мерецков прибыл в штаб дивизии, когда над степью взошло солнце и его лучи щедро согревали землю. На кустах и цветах во дворе штаба серебрилась роса. На деревьях чирикали воробьи. Мерецков вошёл в штаб и, увидев за столом комдива Ольшанского, прямо с порога гаркнул:

— У меня родился сын! — Он разделся, повесил фуражку на вешалку, сел к столу напротив комдива.

Тот отложил в сторону бумаги.

— У тебя сегодня счастливый день! — Ольшанский встал и пожал ему руку. — Сын — это то, чего ты так желал, правда?

— Да, я мечтал о сыне.

— Он тоже станет военным? — спросил Ольшанский.

— Я в этом не уверен, но, если он захочет стать военным, мешать ему не буду!