Мерецков. Мерцающий луч славы

— Меня, Август Иванович, волнует вовсе не это, — сдерживая вдруг охватившее его волнение, сказал Мерецков, — а то, как воспринимаете вы мои доклады. Возьмём тот же парад. Я ведь всё-всё докладывал вам, вы сделали пометки в своей записной книжке. И что же? Всё перепутали! Так порой у вас бывает и с приказами. Это что, ваша забывчивость? Но это лишь часть проблемы, товарищ командующий. Большая проблема в другом: я докладываю вам по округу конкретно любой вопрос, с указанием фактов, а в ЦК партии вы говорите совершенно иное. Опять путаница получается. Может быть, действовать так: прежде чем вам идти к высокому начальству, сверим факты и согласуем наши действия?

Однако Корк отверг предложение:

— Я — командующий, и мне дано право оценивать обстановку в округе, проводить то или иное мероприятие, а ваше дело, Кирилл Афанасьевич, исполнять!

— Я ничуть не покушаюсь на ваши права, товарищ командующий, но и вы не лишайте меня права говорить начальству правду и только правду! — сдержанно заявил Мерецков.

Возвращаясь к себе в штаб, он подумал, что хороших отношений с Корком у него теперь и вовсе не будет. Надо куда-то уходить. Эту мысль он высказал своему другу, комкору Белову. Иван Панфилович всю Гражданскую войну провёл в Средней Азии, был активным участником ташкентских событий (частично их описал Дмитрий Фурманов в повести «Мятеж»), и его рассказы нравились Мерецкову. Выслушав Кирилла Афанасьевича, Белов коротко обобщил:

— Да, тебе надо уходить от Корка. Я давно заметил, что ты ему чем-то не люб… — Он помолчал. — Жизнь нашего брата сложная, как паутина, не всегда знаешь, где конец, а где начало. Я вот долго состоял в партии левых эсеров и, если бы не порвал с этой партией, себя бы потерял…

«И мне бы себя не потерять», — грустно вздохнул Мерецков. Вдруг он подумал о Будённом: не посоветоваться ли с ним? Пожалуй, он может помочь. Семён Михайлович — друг и соратник Климента Ефремовича, в любое время вхож к нему и мог бы замолвить словечко о нём, Мерецкове, тем более что Семён Михайлович — его бывший командарм по службе в Конной армии. Кириллу Афанасьевичу эта мысль показалась заманчивой, и он тут же позвонил в инспекцию кавалерии. Трубку взял Будённый.

— У меня к вам есть дело, Семён Михайлович. Вы сможете меня принять?

— Дел тут у меня под завязку, — усмехнулся в трубку Будённый, — но как не принять бывшего своего подчинённого! Приходи к семи вечера, сможешь?

— Конечно!

— Что-то ты, Кирилл, похудел, а? — спросил Будённый, едва Мерецков вошёл к нему в кабинет.

— Много езжу, Семён Михайлович, к тому же часто проводим учения. Как тут не похудеть!

В его глазах Будённый уловил лукавый блеск.

— Ну, выкладывай, что у тебя?..

Мерецков доложил ему все подробности о своих взаимоотношениях с Корком, поведал, чем болела душа, и закончил так:

— Работы, даже самой сложной, я не боюсь, но, когда её не ценят, пренебрегают твоими советами, стынет романтический порыв, а без него служба кажется сущим адом!

Будённому понравилось, как Мерецков излил душу, и ему захотелось помочь Кириллу Афанасьевичу.

— Значит, так. Работай в штабе в полную силу, как и работал, — сказал он. — Твоё желание уйти в другой округ я поддерживаю и об этом переговорю с Ворошиловым. Думаю, нас с тобой он поймёт.

Неизвестно, что сыграло свою роль — то ли просьба Будённого, то ли беседа Мерецкова с наркомвоенмором Ворошиловым, который вскоре вызвал его к себе, — но в апреле 1932 года, примерно через две недели, Кирилл Афанасьевич был назначен начальником штаба Белорусского военного округа. Как позже узнал Мерецков, Ворошилов переговорил с командующим округом Уборевичем, и тот согласился взять Мерецкова на столь ответственную должность. И хотя отношения с Корком у Кирилла Афанасьевича были натянутые, уезжая в Минск, он поблагодарил Августа Ивановича за всё хорошее, чему научил его бывалый военачальник.

— Я не причастен к вашему перемещению по службе, но одобряю ваш отъезд, — сдержанно произнёс Корк. — Иероним Петрович вас ценит и уверен, что вы добьётесь желаемых успехов!

Видимо, Корк догадался, что Кирилл Афанасьевич просил наркомвоенмора перевести его в другой округ, и поэтому выглядел несколько озадаченным. Мерецков, однако, сделал вид, что ничего не заметил, только и промолвил:

— Спасибо, Август Иванович!

Мерецков был несказанно рад уехать в Белоруссию, где он уже служил, а жена, узнав о переводе, грустно заметила:

— Мне бы не хотелось уезжать из Москвы, Кирюша, столица всё-таки.

— Не горюй, Дуняша, мы ещё сюда вернёмся, — успокоил её Кирилл Афанасьевич.

Неожиданно позвонил Будённый и спросил, когда Мерецков уезжает в Минск.

— Видимо, послезавтра, Семён Михайлович, — ответил Кирилл Афанасьевич. — Я очень рад, что снова буду служить под началом Уборевича. Вы хотите дать мне какое-то поручение?