Иззи сидела на корточках на обеденном столе. Она водрузила панцирь мечехвоста в центр стола спинкой вверх. На колючем, жестком куполе панциря она раскладывала самые крохотные ракушки. Вокруг были разложены ракушки побольше, рельефной стороной вверх и вниз поочередно.
– Очень красиво, – похвалила я.
– Это компотиция.
– Композиция.
– Композиция.
В столовую вошел Джимми. Мы не видели его после пляжа, хотя видели Шебу и миссис Коун, когда те проходили через кухню, чтобы разойтись по своим комнатам и переодеться к ужину. Джимми был без рубашки и в обрезанных шортах. Кожаный шнурок с перьями болтался у него на шее. Он как будто указывал мне на его пах. Я невольно вспомнила его пенис и то, как он подпрыгивал в воздухе. У меня скрутило живот. Теперь я не сомневалась, что у меня сексоголизм. Придется просить доктора Коуна заняться моим лечением. Но из каких денег я буду оплачивать терапию? И не будет ли он обязан рассказать обо всем моим родителям?
– Джимми! – Иззи подняла руки, просясь к нему на руки.
– Иззи, малышка! – Джимми поднял ее со стола, покружил, а затем крепко прижал к груди.
– Мы видели, как вы боролись, – прошептала Иззи.
– Я знаю. Простите. – Джимми поднес Иззи ко мне и, продолжая держать ее на руках, обнял меня. – Мне правда очень жаль.
– Э-э… – Я не знала, что говорить. Джимми вцепился в меня, и мы втроем плавно раскачивались из стороны в сторону, с Иззи, зажатой между нами. Я чувствовала запах солнца на коже Джимми, и волосы на его груди щекотали мне лицо. Его пенис снова возник у меня перед глазами, такой же внезапный, как тогда, на пляже.
– Я так виноват перед вами. – Джимми обнял нас еще крепче, продолжая покачиваться. Я закрыла глаза. Быть стиснутой в объятиях оказалось очень приятно. Я попыталась выбросить пенис Джимми из головы, но быстро обнаружила, что, стараясь не думать о нем, я думаю о нем не менее сосредоточенно, чем когда думаю о нем просто так.
Джимми отпустил меня и заглянул мне в глаза.
– Я рассказала только доктору Коуну, больше никому, – призналась я. На глаза навернулись слезы. Я злилась на Джимми за то, что он изменял Шебе, и за то, что он занимался любовью с замужней (!) Мини Джонс. Но я знала, что он был наркоманом. Знала, что его организм был как у подростка, и Джимми приходилось каждый день прилагать немалые усилия, чтобы совладать с ним. До встречи с Джимми я не понимала, что люди, которых ты любишь, могут делать вещи, которые тебе не нравятся. А ты все равно можешь продолжать любить их.
– Я знаю, он мне сказал. Все хорошо. – Джимми большим пальцем вытер мои слезы.
– Мэри Джейн, ты плачешь? – Иззи повернулась в объятиях Джимми и прижалась ко мне.
Я замотала головой, но по моему лицу текли слезы. Этим летом я плакала больше, чем за все годы, прошедшие с тех пор, как я сама была в возрасте Иззи. И я никогда не чувствовала себя счастливее.
– Все хорошо, Мэри Джейн. Ты не сделала ничего плохого. – Джимми наклонился и поцеловал меня в лоб, и от этого я расплакалась еще сильнее. Я глубоко вдохнула, пытаясь сдержать слезы. Я не хотела расстраивать Иззи.
– Мэри Джейн. – Иззи целовала мне щеки и лоб. – Не плачь. Я люблю тебя.
– Все любят Мэри Джейн. – Джимми поцеловал меня в макушку, а потом стал напевать: –
Иззи запела вместе с ним, и я начала смеяться. Продолжая петь, Джимми вышел в гостиную. Он вернулся с гитарой, все еще напевая.
Пока мы с Иззи накрывали на стол, Джимми сидел на стуле, перебирал струны и пел. Я так сильно жалела, что мы увидели Джимми и Мини Джонс на пляже. И особенно сильно я жалела, что Мини Джонс вообще переехала в Роленд-Парк.
Первой в столовую вошла Шеба. Она переоделась в длинный сарафан из батика и была босиком и без лифчика. Она села рядом с Джимми, понаблюдала за ним с минуту, а затем начала петь с ним дуэтом. Вместе они звучали волшебно. Что, если Джимми и Шеба расстались бы из-за Мини Джонс? Что, если они больше никогда не спели бы вместе? Что, если бы Шеба снова вышла из себя, а Джимми сбежал, принял наркотики и получил передозировку? Что-то должно было рассыпаться, как карточный домик, и я чувствовала себя тем человеком, который выдергивает карту из его основания и наблюдает, как вся постройка разваливается на части.
Во время ужина не произошло ничего необычного. Джимми казался даже веселее и энергичнее, чем в большинство вечеров, а доктор Коун оживленнее участвовал в разговоре. Все пришли в восторг от жаркого, а Иззи не могла налюбоваться на свою композицию. Каждый раз, когда кто-то передавал что-то через стол, она вскакивала на стул, чтобы убедиться, что ни одна ракушка не была потревожена.
После десерта Джимми отодвинул стул и сказал, что помоет посуду. Миссис Коун вызвалась ему помочь. Как и Шеба, она нарядилась в длинный сарафан, но не из батика, а из какой-то старой, немного растянутой ткани. Она тоже была босиком. Каждый раз, когда кто-то ходил по кухне, я благодарила Бога за то, что на полу не было битой посуды, и никакие невидимые осколки не затаились в ожидании мягкой, нежной стопы.