Мэри Джейн

– Чудесно! – миссис Коун похлопала в ладоши.

Я подошла к плите и наполнила для нее большую пиалу.

– Вы не возражаете против жаркого на ужин?

– А что думают остальные?

– По-моему, это зимнее блюдо. – Шеба снова поменяла позу. Каждый раз, когда она закидывала ногу на ногу, на нее, как на яркую вспышку молнии, на секунду оборачивались все присутствующие кроме Иззи.

– Ну, а я хочу жаркое, – заявил Джимми. – Это лучше, чем плавленый сыр в фольге.

– Папа Джимми любит даму с макраме и большими глазами, – сказала Иззи.

– Прости, милый, – вздохнула Шеба. – Конечно, ты прав. Это твой день. Жаркое так жаркое.

– Ура! – вскричала Иззи.

В два часа дня мы с Иззи поставили жаркое в духовку. Оно должно было томиться в течение четырех часов. Вернувшись на пляж, мы решили насобирать ракушек, чтобы украсить ими обеденный стол.

– Панамку. – Я нахлобучила на голову Иззи фиолетовую панаму. Ее лицо и плечи всю неделю обгорали и шелушились, и я хотела прервать этот порочный круг.

Все, кроме доктора Коуна и Иззи, всю неделю мазались маслом для загара «Солнечные ванны», пытаясь усилить воздействие солнца. Шеба была самой загорелой из нас, Джимми не намного от нее отставал. Миссис Коун только подрумянивалась, а потом сразу сгорала, так что каждые два дня ей приходилось начинать все сначала. Доктор Коун не стремился к загару, но его кожа, тем не менее, уверенно коричневела. Я стала смуглой, как орех, а мои волосы высветлились еще сильнее.

– Ведерко, – добавила Иззи, хватаясь за ручку своего любимого ведерка, и зашагала по пляжу.

– Мы скоро вернемся, – сказала я доктору Коуну, кроме которого с нами на пляже никого не было, но он не услышал.

Я поспешила за Иззи. Я не надела ни шорты, ни майку, и все время пока мы шли, мне казалось, что по моей коже гуляло слишком много воздуха. Каждый раз, когда я наклонялась, чтобы поднять ракушку, мне приходилось вытаскивать трусы из щели между ягодиц и поправлять треугольники лифа на груди, хотя поблизости не было никого, кто мог бы меня увидеть.

Иззи начала петь песни Джимми с нашей любимой пластинки «Раннинг Уотер». Вскоре я уже пела вместе с ней, забыв о своей полунаготе. Допев песню, Иззи делала паузу, длившуюся, как мне казалось, столько же секунд, сколько длилась тишина между дорожками на пластинке, после чего приступала к следующей песне с альбома.

– Смотри! – Иззи оборвалась на середине песни и ткнула пальцем в панцирь мечехвоста размером с сервировочное блюдо. Он был в идеальном состоянии: рябой, коричневато-красный, как кожа миссис Коун перед тем, как начинала облазить.

– Класс! – Ранее на неделе мы находили половинки панцирей, три четверти панцирей и осколки панцирей. Но впервые мы набрели на целый, полностью сформировавшийся панцирь.

– А где сам краб?

– Вероятно, съеден чайками. – Я перевернула панцирь, чтобы мы могли изучить его со всех сторон. – Посмотри, какой большой! Ты знала, что мечехвосты старше динозавров?

– Мы можем оставить его себе? – Иззи подняла огромный панцирь и попыталась засунуть его в ведерко. Но тот был слишком велик.

– Да. Только давай заберем его на обратном пути.

– А если кто-то нас опередит? – Иззи прижала панцирь мечехвоста к груди. Он закрывал собой весь ее торс, вплоть до выпирающего животика.

– Мы можем спрятать его в дюнах, там кроме нас его никто не найдет.

– Давай! – Иззи подняла панцирь высоко над головой, как боксер – свой трофей в конце матча, и побежала к дюнам. Я бежала за ней, держась на пару шагов позади. Она взобралась на вершину дюны и вдруг остановилась, как будто врезалась в невидимую стену. Когда я поравнялась с ней, то точно так же застыла на месте, содрогнувшись всем телом.

За дюной был Джимми – голый, если не считать ожерелья из кожи и перьев, – и голая Мини Джонс. Я догадалась, что они занимались сексом, но я не представляла, что секс может выглядеть так. Джимми забрался на Мини со спины; его рот сомкнулся у нее на плече, и он кусал ее, как собака. Она лежала на полотенце, высоко задрав бедра, а ее лицо наполовину сползло в песок. Светлые волосы рассыпались вокруг головы, пряча большую часть открытой стороны ее лица. Они оба блестели от пота. Я была так ошеломлена этой картиной, что проглотила язык. Я не могла пошевелиться; мне казалось, что я тону в болоте.

Мини распахнула глаза.

– О! – выпалила она, а затем выкатилась из-под Джимми.

– ЧЕРТ! ПРОКЛЯТЬЕ! – Джимми вскочил. Его пенис торчал так, как я никогда не видела ни в диафильмах по половому воспитанию, ни в раскраске Иззи. Он торчал вертикально, преодолевая гравитацию, как будто кто-то привязал к нему ниточку и дергал за нее вверх.

– Простите, – пролепетала я. Затем подхватила Иззи, все еще сжимавшую в руках мечехвоста, и побежала обратно на берег.

Когда мы вернулись к ее ведерку, я поставила Иззи на землю и рухнула на колени. Меня трясло. Иззи тоже опустилась на колени и положила голову мне на ноги. Она глубоко дышала, ее маленькая спина поднималась и опускалась. С минуту никто из нас не произносил ни слова.

Наконец Иззи села и посмотрела на меня.

– Джимми занимался наркоманией?