Мэри Джейн

– Хорошо. – Иззи не пошелохнулась, чтобы взять книгу. Она просто лежала рядом, тихая и теплая, как свернувшийся калачиком котенок. Я подумала о докторе и миссис Коун с легким чувством вины за то, что мало вспоминала о них прошлой ночью. Я хотела, чтобы в их браке все было мирно и гладко, чтобы Иззи могла расти в этом замечательном доме с обоими родителями под одной крышей. Я поклялась, что, как няня, сделаю все от меня зависящее, чтобы Иззи всегда чувствовала себя любимой и защищенной.

– Двадцать минут уже прошло?

– Нет. Две минуты прошло.

– А двадцать минут – это сколько?

– Это тысяча двести секунд. Сосчитай до тысячи двухсот. Минус сто двадцать секунд, которые уже прошли. – Я знала, что мне удастся снова заснуть, если мне дадут хотя бы минуту тишины.

– Сколько будет тысяча двести секунд минус сто двадцать секунд?

– Эм-м… одна тысяча… гм… одна тысяча восемьдесят секунд. Сосчитай до тысячи восьмидесяти.

– Хорошо. Один. Два. Три…

Иззи досчитала до восьмидесяти пяти, а затем повернулась в моих объятиях так, что мы оказались лицом к лицу. Я чувствовала ее теплое дыхание на кончике своего носа. Чувствовала, как она вперилась в меня взглядом. Она так хорошо вела себя – молчала, почти не шевелилась, дышала глубоко и спокойно. Я открыла глаза и уставилась прямо на нее. Мы долго смотрели друг на друга, не произнося ни слова.

– Ладно, – сказала я. – Сейчас встану.

Иззи наклонилась и поцеловала меня в нос. А потом она вывалилась из постели, в полупадении-полукувырке, на ходу стягивая с себя ночнушку и о чем-то бесперебойно тараторя.

Это был долгий, ленивый день. Доктор и миссис Коун не выходили из своей комнаты. Иззи как будто не замечала их отсутствия, а Шеба и Джимми как будто не возражали. Ближе к вечеру Джимми отложил книгу и задремал в шезлонге на пляже. Шеба лежала на спине, надев огромные солнцезащитные очки, и загорала. Может быть, тоже спала – я не видела ее глаз.

Мы с Иззи лепили из песка гигантскую загорающую парочку. Иззи возилась с холмиками женских грудей. Я подумывала о том, чтобы сделать мужчине пенис, но решила ограничиться кеноподобным бугорком в промежности. Теперь, когда я знала, что мое сиюминутное желание вылепить мужские гениталии не делало меня сексуально озабоченной, мне жилось гораздо спокойнее.

– Какой смешной пенис, – сказала Иззи.

– Это просто бугорок. Потому что мы прикроем их купальниками.

Мы взяли по ведерку и пошли вдоль пляжа собирать ветки и ракушки для купальников. Волосы мы решили сделать из морской тины.

Мы тихонько корпели над купальниками из ракушек, когда пришли доктор и миссис Коун, каждый со своим шезлонгом. Миссис Коун была в огромной шляпе и солнцезащитных очках. Губы у нее были оранжевые и блестящие. Ее бикини прикрывало так мало, что я не понимала, зачем она вообще его носит.

– Смотрите, что мы делаем! – воскликнула Иззи, и, поставив свои шезлонги на песок, они подошли к нам, чтобы получше рассмотреть парочку.

– Очень хорошо! – Доктор Коун чмокнул Иззи в макушку. Она вспотела, и ее волосы блестели, как новенький пенни.

– Потрясающе. – Миссис Коун склонилась над Иззи и тоже поцеловала ее в макушку. Потом она посмотрела на меня. – Все в порядке?

– Да. Все хорошо.

– На завтрак у нас были «птички в гнездах», а на обед Джимми приготовил западно-виргинский стейк!

– Да? А что это? – Миссис Коун посмотрела на меня.

– Тоненькое, тоненькое, тоненькое мясо. – Иззи вернулась к выкладке ракушек.

– Это жареная вареная колбаса. Джимми сказал, что в детстве часто ел это на обед.

Миссис Коун перевела взгляд на Джимми и Шебу, которые почти не шевелились. Она снова повернулась ко мне.

– Я сожалею о том, что, возможно, наговорила прошлой ночью.

Я не очень поняла, извинялась ли она передо мной или просто выражала раскаяние.

– Ничего, – быстро ответила я.

Доктор Коун устроился в кресле и раскрыл книгу.

Миссис Коун одарила меня вымученной улыбкой. Она погладила Иззи по вспотевшей голове, а затем заняла свой шезлонг рядом с шезлонгом доктора Коуна.

Джимми и Шеба проснулись несколько минут спустя. Я слышала, как миссис Коун извинялась перед ними тоже. Она уверяла, что была пьяна и даже не помнит, что говорила накануне, но доктор Коун ей все пересказал, и «Боже, какая стыдоба».

– Я делал вещи и похуже, – сказал Джимми. Но я сильно сомневалась, что он когда-либо говорил вещи похуже. Джимми всегда берег чувства тех, кто его окружал. Всегда старался сначала угодить Шебе, а потом – угодить нам.