Мэри Джейн

Если бы кто-нибудь снял нас на кинопленку в тот последний день, или в тот вечер за ужином, или даже на следующее утро, когда мы грузили вещи в машину, а потом показал вам, то вы бы и не заметили, что что-то изменилось. Но оно изменилось. Я чувствовала, как невидимое силовое поле разделило нас на три фракции. В первой были Джимми, Шеба, Иззи и я. Во второй – доктор Коун, который и так всегда держался особняком, как единственный настоящий взрослый, ответственный за поддержание порядка. А в третьей была миссис Коун. Она казалась слегка потерянной и отстраненной. Они с Шебой общались, как раньше, но их дружеские беседы казались более натянутыми и настороженными. Шеба закрылась от нее. Я знала, что она никогда больше ни слова не скажет ни об отелях в Антибе, ни о сумочках, купленных на блошином рынке в Париже.

11

Время, проведенное на пляже, пролетело незаметно, но в то же время заняло слишком много места в моей жизни. Словно в него уместился целый сезон, а не одна неделя. Дома, в своей постели, я скучала по всем домочадцам Коунов. Завтракая с мамой за одним столом, я чувствовала себя чужой. Даже моя одежда казалась фальшивой, так как я оставила вещи, которые купила мне Шеба, в доме у Коунов, и переодевалась в новый наряд каждое утро сразу после прибытия. Моя мама, которая знала обо мне все с самого рождения – что я ем, как я сплю, с кем дружу, какую музыку я слушаю и какие книги читаю, – внезапно оказалась под одной крышей с незнакомкой. Но я была единственной, кто знал о подмене. Я теперь была человеком, который посещает групповой сеанс семейной терапии, и говорит о своей сексуальной зависимости, и знает слова всех песни с каждого альбома «Раннинг Уотер», и со стороны А, и со стороны Б. Как Шеба носила свои парики, так я носила фальшивую личность и каждый день не могла дождаться, когда доберусь до Коунов, чтобы снова стать собой. Ходить босиком. Петь. Готовить ужин. Одеваться в бикини. Играть с волосами Иззи.

Доктор и миссис Коун вели себя так, будто той ночи на пляже никогда не было, но в их отношениях появилась сдержанность, которой я раньше не замечала. Теперь они почти никогда не прикасались друг к другу, и когда один из них говорил, другой тут же замолкал, старательно не перебивая и не делая замечаний.

Однажды днем, через три недели после нашего возвращения с пляжа, миссис Коун уехала в парикмахерскую. Мы с Иззи были в зале с телевизором, складывали выстиранную одежду. Стирка стала одним из любимых занятий Иззи: она обожала каждый ее этап, от сортировки до раскладывания по шкафам.

Вошла Шеба, посасывая фруктовый лед.

– Мы будем гладить. – Иззи указала на растущую груду мятой одежды. Я уже поставила перед гладильной доской скамеечку для нее и ждала, пока утюг нагреется. Когда Иззи гладила, я стояла прямо за ее спиной, готовая выхватить у нее утюг, если она его уронит, слишком долго продержит на одном месте или столкнет с доски.

– Никогда в жизни не гладила, можешь себе представить? – сказала Шеба.

– Серьезно?

– В детстве с нами жила прислуга, мексиканка. Она все нам гладила. Даже джинсы и нижнее белье.

– А во время учебы в колледже? И сейчас?

– В колледже я раз в неделю сдавала одежду в химчистку, и мне ее возвращали уже выглаженной и сложенной. А после колледжа я наняла домработницу, которая занимается стиркой. Ее зовут Тони. Она осталась в нашей нью-йоркской квартире.

– Мэри Джейн может научить тебя гладить, – сказала Иззи. – Она хорошо учит!

– Ну, ладно. Давайте попробуем.

– Только не ешь мороженое во время глажки. – Когда мы гладили в последний раз, мы с Иззи чуть не поссорились из-за тающего красного мороженого, которое она держала во рту.

– Ух, строга! – Шеба улыбнулась Иззи, продолжая сосать фруктовый лед.

– Я помогу. – Иззи подскочила к Шебе и взяла у нее мороженое. Шеба встала и подошла к гладильной доске.

Я разложила на доске расстегнутую белую рубашку спинкой вверх.

– Главное в этом деле – не мешкать. Просто посильнее налегай на утюг и скользи им по ткани.

– Ни в коем случае не мешкать. – Шеба подмигнула мне. Она сделала несколько движений утюгом. Я наблюдала. Иззи подошла ближе и задрала голову. Мороженое стекало у нее по подбородку. – Теперь что?

– Теперь очередь рукавов. – Я переложила рубашку так, чтобы на доске остался один рукав.

– Налегаю посильнее. И не мешкаю! – Шеба повысила голос в подражание мне. Она поелозила утюгом по рукаву, затем по манжете. – Ну все. Мне скучно.

– Уже?

– Да! Пойдем, сходим за пластинками? – Шеба плашмя поставила утюг на рубашку. Я быстро поправила его, пока рубашка не задымилась.

– Я тоже хочу за пластинками! – Иззи запрыгала на месте, размахивая фруктовым мороженым.

– Я даже не знаю, где у нас в городе магазин пластинок. – В Роленд-Парке не было музыкальных магазинов, как не было их и ни на одном из тех маршрутов, по которым я регулярно проезжала с мамой: по пути в «Элкридж», в школу, в универмаг за одеждой.

– Ричард должен знать. Я поищу ключи. – Шеба вальяжно вышла.

– Можно мне тоже пластинку? – спросила Иззи.

– Да. Я куплю тебе пластинку. – Я быстро догладила рубашку.