Мэри Джейн

– Что поняла, Мэри Джейн? Будь добра, постарайся говорить осмысленнее! – Мама посмотрела на изящные золотые часики на своем запястье, как будто мы ужасно опаздывали. Мы не опаздывали. Мы всегда приезжали рано.

Я глубоко вдохнула и осмелела.

– Я бы хотела, чтобы ты знала, что я за человек. И то, как другие видят меня. Я могу включить для тебя эту песню.

Мама снова посмотрела на запястье, как будто время мчалось вперед быстрее, чем обычно.

– Сколько длится эта песня? Тебе пора в школу, а меня ждут в «Элкридже», мы с подругами собирались пить кофе на веранде.

– Не знаю. То есть… я не знаю. Примерно две с половиной минуты.

– Ты ее уже слушала?

– Включала на папином магнитофоне, пока ты была в душе.

Мама так глубоко вздохнула, что все ее тело раздулось, а потом снова сдулось.

– Мне это не нравится.

– Я знаю, мама. Я знаю. Тебе не нравится, что я изменилась за это лето. Но так уж вышло. И эта песня очень важна для меня. Она… она про то, какой я стала с Коунами, Джимми и Шебой. И такая я нравлюсь себе больше, чем прежняя. Мне нравится быть тем человеком, которого они увидели. – У меня горели щеки. Мне было неловко за то, что я только что сказала; мне всегда казалось, что это некрасиво и высокомерно со стороны девушки – нравиться себе такой, какая она есть. Но Шеба явно нравилась себе такой, какая она есть. И это было здорово.

Мама смотрела на меня так, словно пыталась навести фокус на расплывчатое пятно.

– Ох, Мэри Джейн. Надеюсь, мне тоже понравится та Мэри Джейн, которую они увидели. – Она развернулась и направилась к отцовскому кабинету. Я пошла следом.

Мама знала, где находился магнитофон. Она вытащила его, поставила на письменный стол, а затем кивнула на него, как бы предлагая мне действовать.

Я нажала кнопку, и пластиковая дверца выскочила наружу. Я вставила кассету, закрыла отсек, довольно прислушавшись к пластиковому щелчку, а затем нажала воспроизведение. Джимми заговорил:

– Мэри Джейн! Сколько лет, сколько зим! Нам чертовски тебя не хватает! Вот заглавный трек моего нового альбома. Я уж надеюсь, тебе понравится, черт возьми.

Мама содрогнулась всем телом. Она зажмурилась и подняла руку, как бы говоря «хватит». Я нажала на «стоп».

Мама открыла глаза.

– Именно из-за подобной лексики тебе и не следует общаться с такими людьми.

– Я понимаю, что ты чувствуешь по этому поводу. Но если ты сможешь смириться с лексикой…

– И с татуировками. И с наркотиками. – Мама снова зажмурилась. Она долго сидела так, с закрытыми глазами, и я даже решила, что она начала молиться. Наконец она открыла глаза и сказала: – Я бы хотела послушать эту песню.

Я снова нажала воспроизведение. Прежде, чем прозвучало первое слово, я положила палец на регулятор и увеличила громкость. Мама наблюдала за мной с таким же лицом, с каким люди в кино обычно смотрят, как кто-то перерезает провода, чтобы предотвратить взрыв бомбы.

– Мэри Джейн! – запел Джимми, и мама часто заморгала при звуке моего имени. Я не смогла смотреть на нее ни секундой дольше и уткнула взгляд в магнитофон.

Только когда песня закончилась, я подняла голову. Жар на моей коже мгновенно остыл, и все тело приятно загудело, когда я увидела, что мама улыбается. Ее нижняя губа слабо дрожала.

– О, боже. – Ее улыбка стала шире, и ощущение гула под кожей стало сильнее, распространилось вглубь, наполняя меня чувством, подозрительно похожим на счастье. В этот момент я видела, что мама мной гордилась.

16

– МЭРИ ДЖЕЙН! – Иззи обвила меня руками и повисла на мне, как лиана. – Я так сильно по тебе скучала!

Я оглянулась на маму. Она улыбалась. Трудно было не умилиться щенячьей восторженности Иззи Коун, ее кудряшкам, ее безусловной преданности. Я наклонилась и поцеловала Иззи в макушку. Ее глинистый запах был таким знакомым, таким родным моему сердцу.

Услышав шаги, мы с мамой посмотрели вверх на узкую лестницу, которая казалась еще уже из-за стопок книг и белья, подпирающих стену с одной стороны. Миссис Коун спустилась вниз, как обычно, босая. Она была в джинсах и мягком оранжевом свитере, который полностью скрывал ее соски. Ее рыжие волосы стали темнее, чем были в конце лета, а губы казались восковыми от слоя яркой помады.

– Вы пришли! – воскликнула она. Миссис Коун обняла меня, а потом протянула руку моей маме и не столько пожала, сколько, скорее, стиснула ее ладонь.

– Нам нужно торопиться! – крикнула Иззи.

– Пойдемте, – сказала миссис Коун. – Мы с Иззи испекли печенье. Радио уже включено.

Дом был узким, с окнами только спереди и сзади. Мы прошли мимо гостиной в кухню, совмещенную со столовой, которая выходила окном в крошечный задний двор. В центре круглого дубового стола стояла большая тарелка с шоколадным печеньем, почерневшим и обуглившимся по краям.