Мэри энд Лили

Я вздохнула и подумала, что мне-то, как раз, ничто не мешало «нагуляться с треском», но вот, не получилось же. Да, и как можно было удариться в загул, имея таких родителей? Тем более, выйти замуж. Если я возвращалась домой после девяти вечера, уже в коридоре ощущался запах корвалола. Надо было оправдываться, что-то объяснять отцу, жалеть и обнимать заплаканную маму. «Ты, конечно, уже подросла, – всхлипывала мама, – но я ничего не могу с собой поделать. Как представлю тебя в грязных лапах какого-нибудь маньяка, сердце буквально останавливается». Ничего хорошего не было и в моих робких попытках познакомить родителей с очередным претендентом на сердце. Про руку, насколько я помню, речь так ни разу и не зашла. Вернее, до этого просто не дошло. Большинство молодых людей залетает в ЗАГС как бы случайно, на крыльях любви. Мои родители, после детального допроса, ставили моих ухажеров прочно на ноги, которые быстренько уносили их прочь. Мама вообще не представляла, что порядочный молодой человек может ухаживать за девушкой, не имея «намерений». В это понятие мама вкладывала горячее стремление молодого человека вскоре стать мужем, отцом, примерным зятем, наконец, трудиться до седьмого пота, чтобы одеть, обуть и накормить своих родных, старых и вновь приобретенных. Молодые люди, надо сказать, своих намерений от меня и не скрывали, но это было нечто иное. Причем добивались своего весьма настойчиво, что невольно меня настораживало. «Учти, – вздыхала мама, – они до сути доберутся, и поминай, как звали. А, ты, потом, сиди, агукой, вытирай малому сопли. Кому это надо? Никому. Значит – аборт придется делать. А ты знаешь, к чему это может привести? Вообще детей может не быть». Эти речи повторялись в день по два раза. Можно смело утверждать, что со стороны родителей имело место быть кодирование. Иначе почему, я с таким упорством отказывалась от близости с мужчиной? Кому признаться, что до двадцати лет была девочкой, засмеют. Антон, например, мне просто не поверил. Он как-то намекнул, что, вот, некоторые делают операции, и как новенькие. А я-то носилась, как дура, со своей особенностью. Глупость какая! Ценности нынче поменялись. Где дружба навек? Если бы не Лилька, которой я доверяла на все сто, могла бы выйти замуж. Антон, вроде, собирался на мне жениться. Не может же мужчина так просто предложить делать ремонт на даче. И не простой, а капитальный, с перепланировкой и бильярдной в подвале. С ума сойти, он бы ремонтировал дачу, спал с Лилькой, а потом совершенно спокойно женился бы на мне. Но все равно потом бы все открылось, и мне было бы только больнее.

Хотя, и сейчас больнее некуда. Почему я такая невнимательная дура? Тут же вспомнился бойкий мальчик Вася, с которым я познакомилась на каких-то танцульках. После двух совместных походов в кино, он прошептал мне на ухо: «Ты мне так нравишься», и поцеловал. Потом мы целовались под аккомпанемент этих самых «нравишься» где только можно. Я, конечно, мечтала о признании в любви, просто нравиться уже не хотелось. Да мало ли о чем мечталось. Отрезвление состоялось дождливым октябрьским вечером, когда мы большой компанией уходили из гостеприимного Нютиного дома. где только что отметили ее день рождения. Мы с Лилькой отправились домой, а Вася предложил проводить Тоню. Она жила в другом квартале и не хотела идти поздно вечером одна. Я, конечно, не стала возражать, и бодро потопала бок о бок с Лилькой. По дороге мы успели обсудить наряды, угощения, музыку и нового кавалера Нюты – худощавого «ботаника» Валентина.

– Он такой умница, – восторгалась я. – представь, читает по памяти те же стихи Брюсова, что и я. А тебе они не понравились, я помню. И еще он такие дифирамбы выпевает в Нютину честь, просто захвалил ее совсем. Если бы я Нютку не знала…

– Да, уж, – усмехнулась Лилька, – действительно, уникальный юноша. Болтать с незнакомой симпатичной девчонкой о своей подружке не каждый способен. Таких просто нет.

– Ну, как это нет…

– Да так, – отрезала Лилька. – Ты сегодня на дне рождении кино смотрела?

– Да, – удивилась я. – Все смотрели. «В джазе только девушки».

– А вот и не все, – едко пропела Лилька. – Некоторые смотрели на других девушек, и хватали их под столом за коленки. А еще эти некоторые с этими девушками целовались на кухне.

– Подожди, – пробормотала я, останавливаясь и хватая Лильку за рукав пальто. – Ты о ком говоришь, Лиль?

– О ком, о ком, – поморщилась подружка, дергая рукавом. – Ты же все и так поняла.

– Ты Ваську имела в виду? – не унималась я. – И ты не ошиблась? Там же темно было.

– Да, там было темно, и я ошиблась, если тебе так хочется.

На следующий день я позвонила Василию и попросила его больше ко мне не приходить. «Как хочешь», – ответил он и повесил трубку. А я-то думала, что он начнет расспрашивать меня, что, да почему? И тогда, я ему все выложу и про чужие коленки, и про поцелуи. Хорошо, что не пришлось с ним об этом говорить.