«Меридиан» и другие пьесы

Э в а. Я, наверное, должна была бы сказать тебе об этом с глазу на глаз. Но, может быть, даже лучше, что здесь столько свидетелей. Пусть все знают, что у Эвы Бенедиковой нет секретов от собственного сына.

М и к и. Что тебе сказали?

Э в а. Один из них, тот, что выступал на похоронах отца, сказал, что ему очень неприятно было ехать сюда по такому поводу, но что здесь у нас… В городе кто-то не может успокоиться, пишет письма, требует, чтобы проверили твою отчетность. Я им объяснила, что ты дал свои собственные деньги, а они мне в ответ на это показали письмо. Там говорится, что такого быть не может, что не найти сумасшедшего, который пожертвовал бы свои кровные… А в конце письма от руки приписано: «Приезжайте, товарищи, потому что мы, честные люди, не хотели бы, как сухой с мокрым, в одном огне сгореть».

В и к т о р. Нет, вы только подумайте! И такое кто-то пишет!..

Явление седьмое

Те же и  Т о н к а

Т о н к а  входит и что-то шепчет Мики.

М и к и. Пусть войдут. Скажите, что я их жду.

Т о н к а (подавленно). Нет. Это они вас ждут.

М и к и (после паузы). Так… Понимаю. (Подходит к столу, запирает его, берет ключ и медленно идет к двери.)

Все молча глядят на него.

Пусть люди рассудят по справедливости, кто из нас делал то, что ему подсказывал его долг.

Сцена погружается в темноту. Слышно, как на городской площади бьют часы.

Занавес.

SOS! ИЛИ СОВЕРШЕННО ОСОБАЯ СИТУАЦИЯ Комедия в двух действиях

Перевод Т. Мироновой

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Д о м и н и к  Г а ч и к.

А н г е л и к а  Г а ч и к о в а, его жена.

Р а д о в а н }

М и л и ц к а } их дети

А н а с т а з и я  К а ч к о в а.

Ц и р и л  М у х а.

М а л ь в и н а.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Большая жилая комната, обставленная так, чтобы семь действующих лиц могли в ней свободно двигаться, сидеть, лежать и даже спать, если автор предначертал им это по ходу пьесы.

Явление первое

К а ч к о в а  и  М а л ь в и н а

На первый взгляд этим бодрым старушкам давно за шестьдесят, но они держатся так, словно им нет и пятидесяти. Когда поднимается занавес, М а л ь в и н а  с аппетитом доедает последние кусочки сосиски, макая их в горчицу. В течение всего последующего разговора она сосредоточенно вытирает тарелку хлебной коркой.

М а л ь в и н а. Или давали бы хоть такие шпекачки… на полдник. Да где там! Не дождешься.

К а ч к о в а. Ты уже слышала нашу новость? Моего зятя избили. Гачика. Вчера вечером.

М а л ь в и н а. Вот, вот… Вечером дают то, что от обеда останется. Это уж закон. А если ничего не останется, дают консервы. Одну банку на двоих… Съел — иди спать.

К а ч к о в а. Я спрашиваю, ты слышала или нет, что моего зятя… Доминика Гачика… вчера вечером избили на улице?

М а л ь в и н а. Нет, не на улицу. Во двор. И это неплохо, потому что, когда окна во двор выходят, спишь лучше… А хороший сон, как известно, получше любой пищи.

К а ч к о в а. Ох, Мальвина, ты глуха, как пень, но ведь и мне хочется с кем-нибудь поговорить… Так вот, послушай. Вчера вечером Доминик возвращался домой после девяти… Вчера ведь был четверг, а он каждый четверг весь вечер в шахматы играет… И дались ему эти шахматы! А на кой черт он в них играет? Что ему с этого? Вот наши соседи, ты их знаешь, так они тоже играют, кто как умеет: отец — в преферанс, сын — на трубе в похоронном оркестре, а мать — на рояле на гражданских свадьбах. Это я понимаю! От такой игры прямая выгода — они вон, уже и машину купили. А наш Доминик и слышать не хочет, что играть надо со смыслом, чтобы и в карман тебе перепало… О чем это я говорила?.. Ну так вот, возвращается он домой со своих шахмат, идет себе по улице и вдруг слышит — кто-то зовет на помощь. Ему бы самое время за забором притаиться, а он, Доминик-то, бегом на крик. Ты ведь его знаешь. Великий педагог! Хулиганов вздумал воспитывать. Они ему и всыпали по первое число. Теперь вся голова в синяках, а лицо так распухло, что нам бинта едва хватило. А на помощь, говорят, звал учитель Небожец. Да ты его знаешь — хромой такой, он на соревнованиях всегда в свисток свистит. Было бы кого выручать! Но наш Доминик — он весь в этом! Все только книжки да разговоры о социалистической гуманности, а спроси его, почем кило хлеба, он и понятия не имеет.