Мерцающие тела (СИ)

То, как подростки во тьме ночной поднимали козу на второй этаж, стараясь делать это как можно тише, оба потом вспоминать не могли без содрогания. Наполненные энергией Локко и крепко связанные найденной тут же в сарае бечевкой лопата и метла послушно подняли вооружившихся ломом и кувалдой подростков.

Потом случилась заминка со спором о том, нужна ли вообще коза, если есть кувалда, но, осмотрев дверь в который раз, юные маги убедились, что сгодится любая сила.

Тетушка, коротавшая бессонную ночь за книжкой и поставленным на беззвучный режим телевизором, дрогнула от сильного трескучего грохота со двора. Подхватившись с дивана и метнувшись на крыльцо, она узрела такую картину: остатки сеновальной дверки криво раскачивались на полувыдранных петлях, по двору валялись литые железные инструменты и обломки досок, а на плоской крыше гордо развевала бородой рогатая… теперь уже однорогая кормилица. Заметив хозяйку, коза с упреком выдала протяжное:

— Мэ-э-э-э!

Пасмурный рассвет безрадостно встретил покинувших недружелюбный район подростков. Полет над лысыми неплодородными пустырями с остатками заброшенных из-за голода и безработицы поселков и маленьких городков казался таким же унылым, как начавший накрапывать холодный гнусный дождик.

Отдавший все излучение зарядке нового летательного средства гермафродит клевал носом, брюзжал на жизнь и не валился с метлы только благодаря чужим рукам, удерживающим его в сидячем положении. Десятый делился не только поддержкой, но еще и громадным дождевиком, снятым с крючка в сарае, так что маги хотя бы не сильно мокли.

— Кажется, что я уже никогда не увижу Люца, — как и раньше, обессилевший рыжий маг впал в состояние крайнего уныния, хотел лечь и никогда больше не вставать. — Всё болит от сидения на жердочке. Может, приземлимся где-нибудь, оставишь меня там, и пошло оно всё?..

— Я не смогу управлять метлами без тебя, — терпеливо откликнулся блондин, неохотно свыкшийся со скоростными перепадами настроения товарища. — В них ТВОЯ сила, значит, что ими сможешь распоряжаться только ты. Это не общественные батарейки, а настоящие артефакты.

— Че ж своими силами не зарядил? — Локко недружелюбно покосился на друга через плечо зеленым глазом. В голове на крае раздраженного сознания забрезжила мысль о том, что блондинчик едет на нем, причем, буквально. Мысль обрела четкость и оформилась в навязчивое предположение.

И телепат-Десятый услышал его.

— Мне не дана способность вливать излучение в предметы или забирать его, — спокойно объяснил парень. — А вот тебе, очевидно, дана. Однажды в тюрьме я увидел…

Локко вдруг тоже отчетливо вспомнил, как в минуту одиночества они откровенно глядели друг на друга сквозь двери камер.

-…довелось рассмотреть тебя насквозь, я тогда отчетливо понял — ты сумеешь выбраться из клетки, — закончил младший маг.

Гермафродит помолчал некоторое время.

— То есть… Но… А что еще ты во мне увидел? На что похожа моя аура? — давний и очень важный вопрос, терзавший его с того самого дня.

Но Десятый лишь пожал плечами.

— Ни на что? Я просто ощутил, что ты можешь быть мне полезен.

…Вот вам и прохладная вода…

Генератор измученно опустил рыжую голову и сгорбился. В мозгах отчаянно шумело, словно после жесткой оплеухи. А за что? За то, что разочаровавшись в идее быть полезным для людей, он возжелал чего-то иного, свободы и любви? И вот, его использовали опять, и кто — мальчишка помладше, оказавшийся тем еще хладнокровным и рассчетливым сукиным сыном, который…

Тоже хотел на свободу.

Имеет ли Локко право злиться на того, кому сам же своими схожими стремлениями осуществил мечту?

Десятый настолько честен, насколько ему позволяет желание выжить. Он не рассказывает, если не задавать вопросы, а значит, вина не только на нем.

Локко не имеет никакого права срывать свою обиду сейчас, не имеет права просто взять и кувыркнуться на метле, чтобы отдать пассажира в объятия гравитации, потому что именно Локко выдумал себе какую-то дружбу и навязывал в тандеме укрепление отношений. Сам виноват.

Дождь усилился.

Разрезая звенящую горечь, в мысли вторгся голос:

«Ты в порядке? У тебя шум в голове».

— Я надеялся, что ты со мной дружишь, — еле проговорил гермафродит, уставившись на свои мелко подрагивающие руки и сырое древко лопаты в узоре сот. Следовало отложить откровенный разговор напопозже, когда вернутся силы, сытость, и снисходительность, но Локко уже элементарно не мог остановиться.

— Я не виноват, что ты чересчур любвеобильный, — Десятый чуть приподнял плечи, но опустить их просто не успел, потому что сидящий впереди собрат резко и порывисто обернулся, хватая парня за воротник неожиданно крепкой для вымотанного хваткой. Ткань отвратно и сильно сжала шею, мешая дышать, а блондин попытался оторвать от себя чужую руку, непреодолимо заставляющую выгнуться в спине над пропастью в сотню метров.