Мы с Аленой во время аварии были в Гродно. Я давно хотел показать жене этот город. Для меня он был не просто областным центром, а градом Китежем, восставшим из глубины веков. Да, я кончал школу в Новогрудке, летописной столице Великого княжества Литовского. Но что в нем осталось от этого самого княжества? Руины замка, фарный костел да холм, который насыпали в честь Адама Мицкевича. В остальном же это был обычный провинциальный городок с кривыми улицами, вымощенными булыжником, на которых стояли покосившиеся деревянные дома.
В Гродно, раскинувшемся на высоком берегу Немана, кроме замка Стефана Батория, было полно костелов и церквей, а также домов, сохранившихся с девятнадцатого века. Для Белоруссии это была большая редкость.
— Почему? — спросила Алена, когда я ей сказал об этом.
— В войну здесь практически все было уничтожено. Отступали, наступали, и в Минске, например, осталось не больше десятка зданий. А Гродно каким-то чудом уцелел.
Я созвонился с Игорем Жуком, с которым учился в университете, он через своего родственника в облисполкоме заказал нам гостиницу, и мы приехали в Гродно.
— Паспорт, — сказала дежурная в гостинице, оформлявшая документы.
— Я не взяла, — растерянно посмотрела на меня Алена.
— Это же приграничный город! — оскорбилась дежурная.
— У меня есть удостоверение издательства, — принялась рыться в сумочке жена.
— Какое еще удостоверение! — вернула мне мой паспорт дежурная. — Не положено.
Я снова позвонил Игорю. Начались сложные телефонные переговоры. Часа через два дежурная с каменным лицом выдала мне два бланка.
— Заполняйте, — сказала она.
Чувствовалось, ей трудно было даже смотреть на нас, не то что говорить.
— Пришлось подключать обком, — сказал Игорь при встрече. — По-моему, это первый случай, когда человек сюда приехал без паспорта.
Алена даже не повела бровью. Я пожал плечами и ничего не сказал.
На следующий день мы отправились гулять по городу и попали под дождь. Капли этого дождя походили на градины, и одна из них смачно шлепнула меня по плечу.
— Смотри, на рубашке остался след, — показала мне вечером рубашку жена.
— Поляки весь день трубят о радиоактивном облаке, идущем со стороны Союза, — сказала дежурная по этажу. — А вы вправду писатель?
— Писатель, — кивнул я.
— Наш?
— Из Москвы.
— А я с женой Быкова в школе работала, — посмотрела она на меня. — Знаете такого?
— Еще бы! — сказал я.
Я не стал говорить, что Василь Быков был председателем объединения прозаиков, когда меня принимали в Союз писателей.
— После того как он ее бросил, она заболела и умерла, — сказала дежурная. — Сын остался. А Быков со своей новой женой уехал то ли в Минск, то ли к вам в Москву.
— А кто была эта его новая? — спросил я.
— В газете работала, — пожала плечами дежурная. — Писателям все можно.
Я не стал обсуждать с ней эту скользкую тему.
С Быковым я встретился во Франкфурте-на-Майне гораздо позже. Сейчас мне было жалко Адамовича, умершего прямо во время заседания в суде.
3
В издательстве стал часто появляться знаменитый писатель Юрий Владимирович Бочкарев. Вепсов его называл Классиком или просто Ювэ. Они были знакомы еще с тех времен, когда Ювэ работал в Союзе писателей России, а Вепсов служил в «Советской России» завотделом культуры.
Гена Петров из издательства уволился, и поневоле я стал правой рукой директора. Никаких привилегий это положение не давало, кроме одной — мне дозволялось бывать в комнате за сценой, точнее, за директорским столом. Каждый посетитель издательства знал, что именно в этой комнатке решалась судьба книг.
Меня пригласили за стол, накрытый не пышно, но и не бедно: сёмужка, мясцо, картошечка с укропом, ну и, само собой, водочка.
— Кто ваш любимый писатель? — осведомился Ювэ, беря со стола стопочку.
— Бунин, — сказал я.
На самом деле больше других мне нравился Куприн, но для Ювэ надо было назвать Бунина. И я был допущен в круг избранных.
— Ювэ, расскажите, как вы работали с Соболевым, — попросил как-то Вепсов.
— А откуда вы знаете? — поднял одну бровь Ювэ.
— Да уж знаю, — хмыкнул Вепсов. — Над его дворником весь Союз писателей хохотал.
— Что за дворник? — спросил я.
Мне, как самому юному за столом, разрешалось задавать нелепые вопросы.
— Про дворника действительно все знают, — махнул рукой Ювэ, — а вот о том, как я его навещал во время болезни…
— Молодежь не знает, — остановил Классика Вепсов. — Давайте сначала про дворника.
— Дворник как дворник, — пожал плечами Ювэ, — за участком смотрел. Зимой дорожки расчищал, чтобы можно было гулять. Вот он пришел рано утром, глядь…
— Ночью оттепель случилась, — вставил Вепсов.
— Ну да, оттепель, иначе как бы все растаяло? Василий, не перебивайте. Дворник смотрит — из сугроба чекушка водки торчит. Что ж, спасибо, конечно. Дворник выпил чекушку, зажевал снежком. А в следующем сугробе еще одна чекушка. Он и ее выпил. В общем, Леонид Сергеевич выходит утром на крыльцо, а на нем спит пьяный дворник.
Все засмеялись. Не смеялся один я.
— Леонид Сергеевич, гуляя по дорожкам, прятал в них водку, — объяснил Вепсов. — Жена не разрешала ему пить, так ведь, Юрий Владимирович?