— Бывало и лучше, — признался он, многозначительно указывая мне на кресло неподалеку. — События в академии произошли не самые радужные. Приходится улаживать много дел.
Я неуверенно опустилась на мягкое сиденье, чувствуя прохладу кожаной обивки.
— Стало известно, почему… умерла Эмилия?
Дэйн бросил на меня долгий морозный взгляд и прошел к своему столу.
В комнате словно похолодало, хотя утро сегодня было невероятно теплое для конца месяца Остывающей звезды. Я поежилась, пытаясь взять себя в руки, но уверенность все сильнее улетучивалась с каждым мгновением.
— Увы, — коротко ответил ректор. — Пока лишь догадки одна другой хуже.
Он опустил взгляд на сцепленные ладони, словно старался вовсе на меня не смотреть.
Хотя с чего я это взяла? Наверняка он просто очень подавлен после случившегося. Скорее всего, устал от разбирательств. Да и перед родителями погибшей магианы отвечать ведь тоже придется ему. Так что вся эта странная отчужденность, так болезненно колющая мое сердце, — лишь результат прошедших событий.
Некоторое время он молчал, так и не поднимая глаз. А мне казалось, что на его широких сильных плечах вдруг оказался непомерный груз.
Чтобы нарушить молчание, которое с каждым мгновением становилось все тяжелее, я проговорила:
— Леонар Альвис сказал, что ты отсылаешь его в ХАМ до конца семестра.
Серый взгляд мгновенно впился в меня, неожиданно сверкнув сталью.
— Да, так и есть, — ответил Дэйн. — Он заслужил свое наказание. Давно пора было проучить этого несносного мальчишку. Пусть теперь ежедневно выпрашивает прощение перед пострадавшей стороной.
— Но ведь он — принц… — произнесла я неуверенно, замечая, как в глубине серого дождя сверкают молнии ярости. — Ему же нужно учиться…
— Тем действеннее будет наука. Думать надо головой, а не всеми теми местами, которыми привык думать Леонар Альвис, — фыркнул глава академии. Потом резко встал с кресла и подошел к распахнутому окну. Широкая спина загородила собой солнце. Теплые лучи едва пробивались сквозь водопад сумеречно-белых волос, окрашивая их в золотые тона.
Да уж, если сначала дурное настроение ректора было для меня неочевидно, то теперь оно предстало во всех красках.
Я глубоко вздохнула, набираясь уверенности, и тоже встала, медленно подходя к мужчине. Коснулась его плеча, будто боясь обжечься, и на миг закрыла глаза.
Глава академии вздрогнул, но не повернулся. От этого едва заметного движения через мои пальцы ударила сотня маленьких молний, проникая под кожу, покалывая и будоража изнутри.
— Дэйн, что с тобой? — спросила я, замирая от звенящего напряжения, словно у меня в руках торнадо.
Он не ответил. Так и смотрел в окно. А я, стоя сбоку, могла лишь наблюдать, как солнце очерчивает его безупречный профиль и как едва заметно сжимаются бледные губы, приобретшие оттенок янтаря.
Во рту появился неприятный привкус горечи. Тело заныло, словно все жилы разом натянулись, готовые вырваться прочь.
Дэйн не отвечал. И я чувствовала, как далеко от меня он сейчас был. Слишком далеко. И это молчание лишь увеличивало пропасть.
Я подняла руку вверх, сглатывая тяжелый комок в горле. Осторожно убрала волосы от худого лица, коснулась шеи.
Я не могла без него. И сейчас это становилось как никогда очевидно. Все внутри переворачивалось, стоило почувствовать морозный, чуть мятный аромат, проникший в легкие и в очередной раз отравивший меня, наполнив этим мужчиной каждую клеточку тела.
Я сходила с ума.
Сейчас, когда мы так давно не виделись и вдруг оказались так близко, было невозможно думать ни о чем другом. Только прикоснуться к нему. Стать ближе. Почувствовать его руки на своей талии, с силой вдавливающие в жесткое, как камень, напряженное тело.
Я прикусила губу, поглаживая большим пальцем чуть выпирающие позвонки на его шее, спускаясь к вороту мягкой темно-сиреневой рубашки.
Невинно до дрожи. Одно прикосновение, от которого начинала кружиться голова.
Дэйн задержал дыхание и закрыл глаза. Тень его ресниц упала на щеки, линия губ слегка расслабилась, напоминая о той сумасшедшей мягкости, которая была мне так знакома.
Так нужна.
— Скажи мне, — тихо проговорила я, — пожалуйста.
Пожалуйста…
Одной рукой я зарылась в молочно-серебряном водопаде волос, а другой коснулась прохладной щеки, поворачивая к себе его лицо.
Я чувствовала, что он хочет меня оттолкнуть и одновременно не может. Это уничтожало. Заставляло наливаться жидким огнем каждую крохотную артерию. Каждую вену, по которой должна была течь кровь.
Он посмотрел на меня, его серые глаза вспыхнули и потемнели. Я прижалась к мужскому телу, чувствуя, как напряжена каждая мышца. Как звенит сталью каждый натянутый нерв.
— Пожалуйста… — повторила я почти шепотом, не сводя с него взгляда.
А потом, аккуратно поглаживая, провела пальцем по его нижней губе, слегка оттягивая ее вниз, вспоминая, с какой обжигающей жадностью он целовал меня, выбивая воздух из груди, заставляя терять остатки мыслей, разрываться на тысячи осколков.
Мне было это жизненно необходимо.
Его поцелуи. Его дыхание. Его голод.