Мертвая Академия.

— В змеином обличье двигаться быстрее! — крикнул хитрожопый гад, сверкнув передо мной голым торсом. Я уткнулась носом в насупленного вампира, пережидая парад тщеславия и ярмарку хвастовства, пока Нагг красовался, поигрывая мускулами.

Умертвия поспешили в сторону академии. На бегу отбросив самопальную набедренную повязку, верчелф трансформировался обратно, в четвероногом виде ему было привычнее — все-таки он волк, а не человек.

На поляне серый обернулся, увидел, что я с Демоном, вроде бы в безопасности.

Между парнями произошел обмен невербальными репликами, я прям чувствовала, как вопрос пронесся в воздухе, минуя меня. Волк взглянул на вампира, тот чуть качнул головой. Успокоенный моей полной безопасностью оборотень побежал догонять Нагга. Я осталась наедине с Демоном.

* * *

Я посмотрела на вампира: взгляд его был прикован к тонкому серпу на небе. Луне оставалось жить всего несколько дней, близилось новолуние. Я невольно залюбовалась тонким профилем, на который падал отсвет лунного луча, и не сразу решилась окликнуть фамильяра.

— Демон? — спросила я. — Мы летим в академию? — Мой дрожащий голос жалко прозвучал в ночной тишине.

В ответ молчание, вампир меня не слышал, загипнотизированный угасающим светом.

Вид задумчивого Демона спутал мои мысли, заставив позабыть про все, и направил их в конкретное русло.

Я думала о том, как мне повезло, что в этом мире у меня есть такой сильный защитник, как вампир. Правда, непонятно почему он так сильно старается и ревностно меня защищает. Ну не верится в то, что он внезапно почувствовал себя фамильяром и стал безмерно предан мне. Ошейник навязывает приказ, но не желание подчиняться.

Я нравлюсь ему? Смешно, мертвые почти не испытывают обычных человеческих эмоций, во всех учебниках это главная тема и уникальная особенность восставших. Возможно, он все еще видит во мне прекрасный повод обзавестись персональным донором и эксклюзивной пищей на ножках, которая всегда свежа и громко не вякает. Он лелеет надежду, что со временем все изменится и я вновь стану его фамильяром, а значит, бесправной игрушкой, с которой можно делать все что угодно, не заботясь о чувствах живой куклы. Я содрогнулась. Это будет ужасно, особенно если вспомнить, как на меня действуют его вампирский зов и прикосновения.

Неужели он сможет со мной так поступить? А почему нет? Кто я для него? Ответ очевиден — никто.

Обида колола мое самолюбие, жгла душу каленым железом, но вместе с тем к этому примешивался привкус горького разочарования. Мне нравились его властные объятья и ненавязчивая, искренняя, неподдельная забота.

Самое ужасное, что я хотела стать для него кем-то большим, чем источник пищи. Влияние ли это вампирского очарования, или у меня банально поехала крыша, я не знала. Но я тонула, ощущение гибели усиливалось с каждым часом без него в одиночестве, когда он был не со мной.

Только кем я могу для него стать?

Ответ очевиден. Лишь зависимой безвольной игрушкой.

Впрочем, я забываю, что это именно я сейчас держу его в подчинении, и кажется, вовсе не хочу отпускать. Более того, я мечтаю найти способ быть с ним всегда. Но это невозможно. Я жива, а он давно мертв. Поэтому ничего не остается, кроме как наслаждаться каждой минутой наедине с ним.

В объятьях вампира было тепло, перепончатые крылья не пропускали ночную сырость. Но ноги в легких туфлях окончательно замерзли в мокрой траве.

Пристально посмотрев на бледный профиль, загипнотизированный луной, я постаралась запомнить и впитать в себя эти тонкие черты лица и упоительный момент. Тишину, покой и единение двоих.

Потому что я собиралась сделать самое ужасное, на что только были способны мои слабые руки.

Я коварно улыбнулась: мне известен легкий способ победить власть прекрасной луны. Встав на цыпочки, я поцеловала вампира в твердый подбородок. Демон моргнул и очнулся ото сна. Второй поцелуй в уголок губ заставил вампира опустить взгляд на меня. Третий…

В третий раз он сам меня поцеловал. Крепкие руки сами собой обвились вокруг моей талии.

Тонко очерченные, всегда жадные, властные губы сейчас очень нежно прикасались к моим. Словно лепесток цветка мазнул по коже. Осторожно, не веря в происходящее, думая, что это сон или несбыточная мечта, но все же желая убедиться и насытиться этим мимолетным миражем. Вкусить запретный яд и погибнуть в одночасье.

Я чувствовала то же самое: недозволенный плод приторно-сладок, но оставляет после себя горькое послевкусие и наркотическую зависимость, болезненную необходимость, жажду. Я чувствовала ее и понимала живого мертвеца, сражающегося с собой каждый день. Я тоже хотела, у меня тоже неутомимый жар в груди, доходящий до болезненных ощущений.

Нам нельзя быть вместе, он мертв, а я жива, между нами могут быть только деловые отношения.