Мертвая Академия.

Я развернулась и пошла обратно, потом побежала, не выдержав звука голосов. Его голоса, того, что говорил со мной в ночи, в склепе. Вампир что-то спрашивал у утопленницы. А потом крик, мое имя:

— Вита!

Это стало последней каплей, все рухнуло, рассыпалось в прах. И на развалинах поднималось нечто новое, страшное, доселе мне неведомое, черное.

Даже когда сердце разбито, оно все равно стучит в груди. Только от каждого удара становится нестерпимо больно, каждое его движение — как впившееся в плоть острое лезвие кинжала. Невыносимая пытка, хочется орать громко, в голос, чтобы со звуком вытолкнуть из себя сжимающее грудь чувство, чтобы иметь возможность сделать еще один вздох.

Земля ушла у меня из-под ног, голова закружилась, мир сузился до узкой полоски в центре. Я бежала по коридору, перед глазами стояло только что увиденное, стены подземелий ушли на второй план.

Бедная кожа, алая звезда, резко наискосок перечеркнутая царапинами от ногтей ундины.

Катакомбы остались позади, шаги громким эхом отдавались от стен пустынной академии, я бежала не скрываясь.

В одном из коридоров наткнулась на Лорда Гипноса. Грубо врезалась в него плечом и пролетела мимо. Вслед мне понесся возмущенный вопль директора, моего фиктивного жениха:

— Что случилось? Куда вы, адептка?

Я не слышала его, бежала дальше.

Выскочив во двор, налетела на что-то мягкое и пушистое, впечаталась, так и осталась стоять, окруженная успокаивающим серым коконом. Две твердые руки нежно взяли меня за предплечья и отодвинули, жестоко вырвали из пушистой безопасности.

На меня в немом изумлении смотрел Тан. Я подняла на него слезящиеся глаза и буквально провыла:

— Укради меня! Забери меня, я хочу принадлежать тебе! — Руки вцепились в ошейник, стали дергать, в сгибы пальцев врезался металл, закапала кровь, на шее появились синяки. Содранная кожа стала сочиться кровью, пачкая ошейник.

Оборотень понял все без слов. Крупные пальцы нежно расцепили мои руки, чтобы я себя не покалечила.

Ухо волка дернулось, считывая чьи-то приближающиеся шаги. Меня спешно подхватили на руки и бросили вперед. Взяв разбег, следом за мной вервольф перекинулся в четвероногий вид и подхватил меня своей спиной.

На порог академии выбежали Дементос и Лорд Гипнос, чтобы увидеть наши удаляющиеся во тьму фигуры.

* * *

Руки мертвой хваткой вцепились в шерсть. Мышцы задвигались и заработали, оборотень вмиг очутился у ворот, и, к моему ужасу, в один прыжок перепрыгнул через ограду. Задержался на вершине. Мелькнули острые навершия пик. Я обернулась только один раз: на ступенях Мертвой Академии стояла темная фигура, я бы узнала ее из тысячи. Зажмурившись, я уткнулась в серую шерсть, прячась от видения двух сплетенных тел.

Вскоре остались только дробный перестук мягких лап и биение большого сердца.

На рассвете волк выбежал на пригорок. С него открывался вид на огромный Темный Лес, дикие, необжитые чащи, принадлежавшие разнообразной живности Темной Империи. Мы вырвались из замкнутого мирка академии.

Над горизонтом вставало солнце нового дня, озаряя верхушки черных деревьев. Яркий солнечный луч светил прямо в глаза, прогоняя все и давая надежду. Я выдохнула, пораженная красотой зажигающегося дня, и с новым вдохом отбросила все то, что было до этого рассвета.

Волк взглянул на меня и пролаял:

— Ты. Уверена?

— Да. Я хочу быть твоим фамильяром.

— Волчицей! — пролаял волк. — Мало. Время. Успеть!

Он в один гигантский прыжок спустился с пригорка, и мы углубились в лес. Солнце скрылось за густыми еловыми ветвями. В темной чаще вервольф сбросил скорость, осторожно пробираясь сквозь густые переплетения ветвей.

Под моей спиной оказался мягкий лесной мох. Зелень резала глаз кислотным оттенком.

Я оказалась между двух жадных, толстых, как колонны, рук.

— Если ты молодая волчица, будет больно, — прошептал волк.

Мне было неважно, больнее, чем сейчас, уже не будет.

В мой мозг, подобно нарастающему вою турбин самолета, вклинился вампирский зов, свербящий, требующий вернуться, подчиниться. Настоящий приказ хозяина, усиленный магией. Он рвал меня на части, мучая, уничтожая мою сущность, принуждая, заставляя кричать в голос. Мой вопль боли потонул в жестоком и требовательном поцелуе. Стало легче, но ненамного.

Истинное облегчение наступило, когда, перевернув меня на живот, волк впился зубами в плечо, предупреждая побег и испуг. Из уважения оборотень перекинулся в двуногую человеческую ипостась. Возможно, чтобы не пугать звериным рычанием, но это не помогло, по звукам я понимала — рядом зверь. Дикий, не прирученный, опасный. Волк не сдерживался, издавал рычащие и хрипящие звуки. А я выгибалась, принимая грубые ласки, укусы и поцелуи. Оборотень не целовал нежно, он пожирал губами каждый участок моего тела, оставляя после красную, горящую от прикосновения кожу и неистовое, яростное возбуждение, огонь во всех частях тела.