В последнюю нашу встречу он поразил меня до глубины души, это правда. Эннар Второй вдруг открылся с такой неожиданной стороны, что в это просто не верилось. Тогда, в оранжерее, он был совсем другим. Он, кажется, в первый раз показался мне без привычной маски. И этим так резко выбил меня из равновесия, что я и сейчас не могу прийти в себя. Как ни стыдно признавать, меня уже долгое время терзают упорно возвращающиеся сны – волнительные, беспокойные и чарующие. Я не могу забыть о том, что было. Не могу забыть его глаза. Я раз за разом пытаюсь оценить случившееся с точки зрения логики, отчаянно сомневаюсь, уговариваю себя не думать и не гадать. Тщетно повторяю, что не сошла с ума и не влюбилась, как наивная дурочка…
Но все равно упорно возвращаюсь мыслями к тихому островку Эйирэ и тому странному вечеру, когда впервые за долгое время сердце дало тревожный сбой, и когда впервые в жизни мимолетное прикосновение мужчины оставило на нем глубокую, сладко ноющую рану, от которой я, как ни старалась, даже в Невироне не смогла избавиться.
Признаться, это так странно.
Так дико.
И абсолютно нелепо – думать, что мои сомнительные достоинства заметил такой выдающийся человек, как Эннар Второй. И это при том, что я совсем не планировала привлекать его внимание. Я играла, обманывала, хитрила, скрывала правду, носила мужские костюмы, нагло нарушала все законы и традиции, временами вообще вела себя совершенно не так, как подобает благородной леди. Особенно дома. Особенно тогда, когда меня никто не видел и я могла хотя бы недолго побыть раскованной и свободной. Немного дикой, конечно, и далеко не такой чопорной, как на людях.
Но ему неожиданно понравилось.
Почему? И как это стало возможным?
Не знаю.
Будет ли это слабое чувство долговечным?
Не знаю тоже.
Скорее всего, нет. Ведь я хорошо понимаю, что мой внезапный (слишком внезапный!) отъезд стал для него сродни предательству. Что открывшаяся вскоре после этого правда об Иште могла принести с собой и смертельную обиду. Фактически ведь я обманула его. А затем уехала с подарком, который не должна была брать. Который не был для меня предназначен, потому что априори означал мое согласие остаться и продолжить едва завязавшиеся отношения. Этот подарок я получила лишь благодаря чуду Эйирэ, внезапно проснувшейся эмпатии, которой король, как известно, тоже подвержен, и лирическому настроению, которое никогда не длится долго. А Эннар Второй – человек гордый. И жесткий. Поэтому, несмотря даже на попытку стать мягким и внимательным, у него вряд ли получится оттаять до конца. Тем более когда повода для этого больше нет. Когда
А я в это время мешу ногами дорожную грязь, наряжаюсь в какие-то обноски и каждый миг с грустью понимаю, что сама во всем виновата. Потому что променяла возможность наслаждаться блаженным покоем на сомнительное удовольствие посмотреть вблизи на неприступный и зловещий Невирон.
Наверное, я все-таки дура?
Задав себе этот сложный вопрос, я так и не смогла на него ответить. Но кто в здравом уме отказывается от счастья, когда оно само плывет тебе в руки? И кто посылает к Айду увлеченного тобой мужчину, променяв его на никому не понятный долг?
Я тяжко вздохнула.
– Что-то не так? – тут же подсела ко мне Дия, испытующе заглядывая в лицо. – Гайка, ты с вечера выглядишь испуганной. Это из-за Оберегателя?
«Из-за кого?» – чуть не брякнула я от неожиданности, но потом вспомнила, что это она о кахгаре, и поспешила помотать головой.
– Нет, конечно. Просто грустно стало.
– О доме думаешь? – понимающе кивнула Лика, тоже подобравшись ближе.
– Обо всем. И о доме тоже. Я в первый раз от него так далеко. И в первый раз совершенно не знаю, что будет дальше.
– Это ничего, – убедительно отозвалась Дия. – Поначалу всегда тяжело. Но потом быстро привыкаешь, и тогда начинает казаться, что всю жизнь так жила.
Я только криво улыбнулась: по-моему, самое страшное как раз и есть – когда ты ко всему привыкаешь и начинаешь искренне думать, что так всегда было. Когда врастаешь в эту постылую жизнь, перестаешь замечать неудобства, больше не стремишься от них избавиться и видишь только то, что можно рассмотреть прямо перед собой. Просто потому, что все остальное тебя уже не интересует. И потому, что когда висишь на ниточках, как Буратино, то выполняешь только то, что требует от тебя кукловод. И уже больше ничего, никогда не сумеешь изменить, так как однажды уже согласился на роль послушной марионетки.
Не хочу для себя такого.
Не могу жить так, как живет большинство.