Мертвая сцена

— Были, — кивнула я. — Восьмого числа еще.

— Я хотел прийти, — смущенно забормотал Фигуркин, отводя глаза, — но, понимаешь, такие дела были…

— Не трудись объяснять, — перебила я. — На похороны вообще никто не пришел.

— Как?! — ахнул Фигуркин.

— Так, — сказала я. — На похоронах У. присутствовала только я одна. Единственная.

Это была святая правда. За исключением того, что в гробу лежал никакой не У., а мой любимый Нестор. И об этом тоже предстояло сейчас узнать Фигуркину.

Старательно скрывая изумление от моих слов, Фигуркин сделал попытку участливо дотронуться до моей руки, но на полдороге остановился и только пробормотал:

— Мне очень жаль, Алла.

Я с сомнением покачала головой:

— Тебе действительно жаль, что У. больше нет?

— Конечно, конечно, — закивал Фигуркин.

— Ну а если я тебе скажу, что У. не умер?

Он побледнел и отшатнулся, а затем пролепетал:

— Зачем так шутить, Алла? Это как-то… не так.

— Я не шучу, — сказала я, глядя ему прямо в глаза. — У. не убит. Он жив!

На Фигуркина стало окончательно жалко смотреть.

— Но тогда как понять… — только и пробурчал он и даже не договорил. Только нелепо взмахнул руками и опустил их, словно внезапно обессилев.

— Фридрих, — дружелюбно продолжала я, — по твоей реакции сейчас прекрасно видно, что тебе нисколько не жаль У. И когда я тебе сказала, что он жив, ты расстроился. Нет-нет, не говори ничего, не надо оправдываться. Просто послушай меня. Я знаю, что У. плохо относился к тебе. Относился так, как ты этого не заслуживал. И у тебя не может быть к нему добрых чувств. Уверена, что если б тебе выпала возможность как-то расквитаться с У., ты бы ею воспользовался. Не правда ли?

— Но он в самом деле жив? — недоуменно спросил Фигуркин. — Я так и не понял…

— Жив, жив, но не в этом дело. Жив он или мертв, ты его ненавидишь. Я права?

— Даже не знаю, — выдавил он.

Я начала терять терпение.

— Ну послушай, даже я его ненавижу. Понял, даже я! Несмотря на то что жила с ним и снималась в его фильмах. Фридрих, я только хочу найти в тебе единомышленника. Мы так давно знаем друг друга — но как-то никогда не получалось поговорить с тобой по душам. А теперь наконец…

— Я очень рад, — перебил Фигуркин, — что мы наконец-то говорим по душам. Честно говоря, я всегда хотел с тобой общаться — еще в институте. Но из-за… — он запнулся.

— Из-за У., — понимающе закончила я. — Из-за него ты меня сторонился. И вообще он на тебя всегда давил — во всем. Так ты хотел бы с ним расквитаться?

— Да, — уже почти уверенно ответил он.

— В таком случае вот что от тебя требуется. В общем, У. сейчас в тюрьме…

— Как в тюрьме? — поразился Фигуркин.

Я поморщилась:

— Ах, ну да, я же тебе ничего не объяснила… Тогда слушай: ты же помнишь Нестора?

— Носова?

— Да, его.

— Помню, конечно, помню.

— И к нему ты как раз всегда хорошо относился, верно?

— Верно. Он был… очень положительный.

— Согласна. Так вот этого очень положительного Нестора убил не кто иной, как наш очень отрицательный У.!

Фигуркин осекся:

— А говорили ведь, что наоборот… Что это Нестор — того… убил…

— Да послушай же! Так думают все. Из-за моих показаний. Но это неправда. Да и как это могло бы быть правдой? Ты же сам только что сказал, какой был Нестор. Разве он мог кого-то убить?

— Да, действительно, — закивал Фигуркин. — Мне это сразу показалось каким-то… неправдоподобным. Да, он не мог убить… Теперь все встает на свои места…

— Я рада, что ты так легко все усваиваешь, — польстила я ему. — Нестор, разумеется, не мог совершить убийство. А вот У. — мог. И именно он его и совершил. У. убил Нестора, понимаешь?

Мой собеседник даже привстал.

— Но почему тогда… — еле слышно пролепетал Фигуркин. — Нет, я ничего не понимаю, — сдался он и в изнеможении опустился обратно на стул.

Я же сдаваться не собиралась:

— Фридрих, попробуем еще раз. У. убил Нестора. Я сообщила об этом в милицию — и его взяли. Но в милиции я сказала, что У. — это не У., а Нестор! Знаешь, для чего?

— Для чего? — тупо спросил Фигуркин.

— Для того, чтобы У. понес справедливое наказание, — торжествующе объявила я. — Потому что если его будут считать тем, кто он есть, он может отделаться довольно легким — то есть, сам понимаешь, несправедливым — наказанием. Ты слушай, слушай, сейчас все поймешь. Вот представь себе: в милиции (а потом и на суде) узнаю́т, что У. — известный кинорежиссер. К нему уже будет другое отношение — волей-неволей почтительное. А про Нестора в милиции никто не знает. И У., несомненно, наплетет им с три короба. Скажет, что Нестор на него напал, что он просто оборонялся — или что-нибудь еще в таком духе. И есть большая вероятность, что к У. и его показаниям отнесутся пристрастно. То есть он может выкрутиться, выйти сухим из воды! А мы ведь этого не хотим?

— Ну а зачем он… того, — сглотнул Фигуркин, — зачем убил Нестора? Если на самом деле?

— Приревновал ко мне, — объяснила я.

— Вот как? — удивился Фигуркин. — А у него были основания… приревновать?

— Это неважно, — отмахнулась я. — У. убил Нестора, о чем тут еще говорить? Как будто если бы у него были основания, его можно было оправдать.

— Он оправдается, — убежденно сказал Фигуркин.