Мертвая сцена

— Вы так расписываете, — недовольно заметила я, — словно хотите и мне внушить тот же восторг перед этим вашим пациентом, который испытываете сами!

Психиатр явно обиделся и даже слегка выпятил нижнюю губу.

— Алла Вадимовна, — хмыкнул он, — я, простите за нескромность, профессионал своего дела. Так что «восторг» и другие подобные определения в том, что касается моей работы, не совсем уместны.

— Вот как! Но ведь, например, энтомолог испытывает восторг «и другие подобные определения», когда открывает новый вид бабочки… Подозреваю, что в вашем — не нашем, а именно вашем! — Носове вы и обнаружили такую диковинную бабочку. Сами назвали его «фантастическим»! Это уж похлеще «восторга».

— Не его назвал, не его, — уже почти раздраженно поправил Филипп Филиппович. Он так рассердился, что его очки принялись слетать с носа и ему приходилось поминутно их поправлять. — Форму его болезни я так назвал! И то лишь потому, что проявление ее в такой форме крайне редкий случай! Обывателям он бы даже мог показаться неправдоподобным. Оттого я и употребил это слово — «фантастический»!

Меня стал утомлять этот разговор.

— Ну хорошо, хорошо, — поспешно согласилась я. — Так в чем же там дело? Какой такой экзотической разновидностью, по-вашему, заболел Носов?

— Раздвоением личности, — был ответ психиатра. — Вернее, вымышленная личность на данный момент полностью подменила в его сознании собственную личность Носова.

Тут я растерялась:

— Вымышленная личность? И как это понимать?

Филипп Филиппович самодовольно улыбнулся:

— Вспомните вашу последнюю с ним встречу. В кабинете у нашего уважаемого Всеволода Савельевича…

— И вспоминать не хочу! — вспыхнула я. — Встреча была отвратительным фарсом! Носов решил поглумиться — и принялся выдавать себя за моего мужа, которого сам же и убил!

— А зачем бы, по-вашему, он это делал? — наклонил голову психиатр. — Он ведь не мог рассчитывать, что ему кто-то поверит.

— Говорю же: он просто глумился, издевался! Ему хотелось причинить мне еще бо́льшую боль.

— Помилуйте, зачем ему было причинять вам боль? — развел руками мой отталкивающий собеседник. Он как будто тоже издевался сейчас надо мной.

— Затем, что он меня ненавидит! — рявкнула я в ответ.

— Но вы говорили, что он ненавидит вашего гражданского мужа, товарища Уткина, — напомнил психиатр.

— Да, и его тоже! Он ненавидел нас обоих! Неужели из дела это не ясно?

— Нет, Алла Вадимовна, — убежденно сказал Филипп Филиппович. — Из дела ясно, что вас он любил. И до сих пор, уж поверьте, продолжает любить, что именно теперь причиняет ему особые страдания.

— Почему же «именно теперь»? — машинально спросила я.

— Потому что теперь он считает себя вашим гражданским мужем товарищем Уткиным! И, соответственно, полагает, что вы его предали, раз на допросе назвали его Носовым…

Я не выдержала и вскочила:

— Все это какая-то чушь! Галиматья! Повторяю: Носов просто глумится! А вы… вы… совершенно не понимаю, чего здесь добиваетесь вы!

Чем больше я волновалась, тем более хладнокровным становился Филипп Филиппович. Теперь мы как будто поменялись ролями.

— Успокойтесь, пожалуйста, Алла Вадимовна, — сказал он мне елейным тоном. — Сядьте, пожалуйста.

Я с неохотой, но все-таки присела.

— Вы ведете себя именно так, как я и предполагал, — продолжал он. — Именно потому я сразу и указал, что случай Носова является необыкновенным, фантастическим. Нормальному человеку очень трудно поверить в то, что такое в принципе возможно. Однако уверяю вас: подобное возможно. До крайности редко, но все-таки…

Меня так и подмывало бросить ему: «Значит, вы сами — не совсем нормальный, раз так легко смогли поверить в эту белиберду!»

Но вслух я лишь сказала:

— Если вы такой большой профессионал в своем деле, то, может, сумеете убедить в своей правоте даже такого несчастного обывателя, как я? Или это заранее бесполезно?

— Да нет, отчего же, — хмыкнул Филипп Филиппович. — Я могу попробовать… Вот что, на мой предварительный взгляд, произошло с Нестором Носовым. Он действительно с юности был влюблен в вас. И, соответственно, в самом деле ненавидел товарища Уткина — поскольку именно ему, а не Носову, выпало счастье стать вашим избранником. Носов с самого начала воспринимал эту неудачу в личной жизни как непоправимую катастрофу. Он считал, что именно эта неудача не позволила ему состояться в профессии…

— Чушь! — не выдержала я. — Он просто был бездарный! Был и остался.

— Вполне возможно, — не стал спорить психиатр. — Но я говорю не о том, что было в действительности, а о том, как эту объективную действительность субъективно воспринимал Носов.

— Считаете, что он всю жизнь был больным? — усмехнулась я.

— Думаю, до самого последнего времени он был практически здоровым, — отвечал Филипп Филиппович. — Знаете, так можно сказать едва ли не про каждого обычного человека: «практически здоровый». И в физическом, и в психическом отношении…

— Значит, всю жизнь был здоровым — и вдруг внезапно спятил?