Мертвая сцена

— Простите, Алла Вадимовна, я лишь пытаюсь изложить вам этот крайне затруднительный случай наиболее доступным образом… Так я, с вашего позволения, продолжу. Сокрыв, стало быть, следы своего преступления, Носов впадает в ступор. Именно в этом состоянии вы, Алла Вадимовна, и застаете его, когда приезжаете в ту злополучную ночь на дачу. Однако с того момента, как вы уехали, и до того, как за Носовым приехала милиция, в нем происходит радикальный переворот. В своем сознании он полностью перевоплощается в товарища Уткина! И когда милиционеры спрашивают его, кто он такой и что здесь делает, он абсолютно искренне отвечает: «Я Устин Уткин, хозяин этой дачи».

— Вам-то откуда знать, насколько искренне он отвечал? — резко возразила я. — Вы, что ли, там присутствовали? Тоже ездили его арестовывать?

— Алла Вадимовна, — с легким укором произнес психиатр, — я ведь провел с ним не один час в беседах. Поверьте, Носов совершенно искренен. Я, как вы понимаете, по роду занятий регулярно сталкиваюсь с попытками симулировать психическую болезнь. Поверьте, всякого подобного симулянта крайне легко разоблачить. Носов не симулирует! Знаете, какова была его версия происшедшего? «Ко мне, Устину Уткину, — рассказывал он, — неожиданно явился на дачу бывший однокашник Носов. Я его, конечно, впустил. Ночью он застрелился на моем участке — и я в панике закопал его труп. Поэтому меня и арестовали, но, поверьте, я невиновен! А Носовым вы тут в милиции считаете меня потому, что таковым меня назвала моя гражданская жена Алла Лавандова. Зачем ей это нужно, ума не приложу, но все это подлый обман…» и так далее.

— А что он сказал насчет Фигуркина? — спросила я. — Он ведь тоже сюда приходил — и опознал в нем Носова!

— У Носова нашлось, что сказать в оправдание. Он стал уверять, будто вы подговорили товарища Фигуркина…

— Какая чушь! — фыркнула я.

— И Носов то же самое повторял, — сказал Филипп Филиппович. — «Я не понимаю, зачем им это нужно, — твердил он. — Это чушь, полная чушь!» Посчитав себя товарищем Уткиным, он стал вести себя как совершенно нормальный человек. За исключением того, что придумал себе всю предыдущую жизнь и собственную личность. А все, что касается настоящего Носова, он как бы стер из своей памяти. Однако с моей помощью, — не без гордости добавил психиатр, — сейчас он постепенно идет на поправку. К нему возвращается осознание того, что на самом деле он — Носов!

— То есть как это? — опешила я. — Хотите сказать, он уже начал выздоравливать?

— Вот именно! — радостно подтвердил доктор. — Конечно, процесс выздоровления долгий, но на данный момент у Носова очень хорошие шансы на то, что рано или поздно к нему вернется его личность и, соответственно, он будет излечен.

— И окажется на свободе, — мрачно добавила я.

— Да, вероятно, — даже не стал возражать психиатр. — Но на свободе он окажется, только когда будет полностью здоров! А полностью здоровый Носов опасности ни для кого не представляет.

— Мне все ясно, — сухо сказала я. — Кроме одного: зачем вам понадобилась я? Зачем вы мне все это изложили? Или вам доставило удовольствие измучить меня своим красочным рассказом о моем горе? Вы хотели насладиться впечатлением, которое произвели на меня ваши многочисленные доводы, якобы оправдывающие Носова?

— Ну что вы, Алла Вадимовна, — протянул он. — Я вовсе не садист, что вы! Я лишь посчитал правильным ничего от вас не скрывать. К тому же вы мне весьма помогли…

— Чем же? — неприязненно воскликнула я.

— Вашими комментариями, уточнениями, ответами на мои вопросы, — ответил Филипп Филиппович. — Этот разговор с вами помог мне сформировать еще более подробную картину заболевания Носова.

Прекрасно! Я ему еще и помогла укрепиться во мнении, что Носов — лишь несчастный страдалец, которого надо поскорей вылечить и отпустить!

— Что ж, — изо всех сил сдерживаясь, сказала я, — на этом все?

— На этом все, — дружелюбно подтвердил доктор.

Я встала и, не прощаясь, ушла.

22.5.62

Весь вчерашний день и бо́льшую часть ночи я переваривала то, что услышала от Филиппа Филипповича. И к утру наконец переварила. Меня внезапно осенило, что я могу, должна, да и просто обязана сделать. Насчет самих действий, которые мне надлежало предпринять, у меня пока были лишь смутные догадки. Но цель уже была вполне определенной — мне во что бы то ни стало следует добиться суда над Носовым и вынесения ему справедливого приговора.

Первым делом я позвонила Всеволоду Савельевичу и договорилась с ним о встрече. Он охотно согласился и даже выразил готовность принять меня в то время, в какое удобно будет мне. В итоге я побеседовала с ним еще до обеда — и этот разговор оказался для меня крайне полезным. Когда я вышла из его кабинета, я уже отчетливо представляла себе план своих дальнейших действий.

Как я и ожидала, Всеволод Савельевич в данной ситуации оказался полностью на моей стороне. Или, по крайней мере, сделал вид, что это так, — но я ему благодарна в любом случае.

— Да, — сразу сказал он, — мне тоже кажется, что Носов симулирует болезнь.

— Однако ваш Филипп Филиппович уверен в обратном, — вздохнула я.