— Да, конечно же, — тараторю я, — только он не злился. Уверяю тебя. Человек… Призрак, которого я видела… — Мне так трудно подобрать верные слова. — Он заботился, даже после смерти. Понимаешь? А то, что ты чувствуешь и что якобы видела — это всего лишь тот прибор. Да ты и сама знаешь. Просто чертова штуковина вынуждает тебя думать, будто все плохо и что…
Диас двигается столь стремительно, столь неожиданно, что я даже не понимаю, что происходит. Только что пистолет лежал, ни на кого не нацеленный, а в следующее мгновение он уже направлен ей в висок. Как раз куда я и метила Риду.
Вот только она не промахивается.
— Нет! — кричу я, хотя эхо выстрела уже разносится по огромному залу атриума. Фонтаном бьют кровь и мозги, и Диас мешком заваливается набок.
Черт!
— Ковалик! — снова вопит Рид, уже гораздо ближе. И когда я оглядываюсь на этот раз, он уже выходит из коридора Платинового уровня. Всего в каких-то пяти метрах от нас.
Вместо левой стороны лица у него кровавое месиво. Веко разорвано и болтается, словно криво повешенная потрепанная занавеска. Глазное яблоко под ним пробито — похоже, попросту распорото пополам. Его центральная часть, со зрачком и радужкой, все еще держится, но еле-еле, и покачивается в такт движениям.
Я волоку Кейна к лестнице. Из-за спешки спотыкаюсь и скатываюсь через несколько ступенек разом, едва не увлекая нас обоих за перила. Тем не менее нам удается благополучно спуститься вниз.
Дэрроу к этому моменту пока лишь на самом верху лестницы, но все равно неумолимо следует за нами.
Времени останавливаться, чтобы снять с одного из погибших безопасников скафандр для Кейна, у нас нет. Остается надеяться, что попадется кто-нибудь еще, после того как мы оторвемся от Рида. Быть может, в грузовом отсеке, если отделение Шина по-прежнему находится там — в том или ином состоянии.
Но небольшую задержку я все же себе позволяю: подхватываю шлем Диас — фонарь уж точно не будет лишним — и вытаскиваю пистолет и> ее все еще теплой руки. Чтобы оружие не мешалось, пока засовываю его в шлем.
— Прости, — уже на бегу бросаю я женщине через плечо.
На нижних уровнях, пассажирских и экипажном, царит сущий ад.
Со всех сторон доносятся крики. По дверям изнутри номеров молотят невидимые кулаки — да так, что их стук сливается в пулеметный огонь. Кожу обдает холодным шепотом, со всех сторон и в таком количестве, что я уже не различаю отдельных слов. Головокружительный и нескончаемый океан звуков.
А сзади — в отдалении, однако совершенно недостаточном для успокоения, — то и дело раздается грохот и бессвязные выкрики Рида, не думающего оставлять погоню.
В свете моего нашлемного фонаря носится туда-сюда Бекка, то полупрозрачная, то почти как живая. До грузового отсека остается уже совсем немного, однако мы оказываемся в том самом коридоре, что загроможден баррикадами из мебели и прочих предметов, и наше продвижение существенно замедляется. Я натягиваю скафандр, чтобы не цепляться за многочисленные препятствия, и надеваю шлем, чтобы освещать завалы. Вынужденная необходимость, хоть пятно света и служит гигантской стрелкой, указывающей Риду наше месторасположение: «Убить их — это сюда!»
— Диас, как слышно? — вдруг раздается в наушниках голос Макса.
Вопли остальных безопасников по связи умерли — в буквальном смысле, осмелюсь предположить, — но Донован продолжает запрашивать сведения о текущей обстановке.
Маневрируя по узкому пространству, одной рукой я держу Кейна, а в другой сжимаю позаимствованный у Диас пистолет. Который мне очень не нравится. Его вес в ладони. Потенциальная мощь. Искушение.
Здесь физическое воздействие MAW сказывается гораздо больше. Возможно, ввиду близости к источнику, где бы таковой ни был спрятан. Давление в голове, прежде ощущавшееся всего лишь нажимающим между бровей пальцем, теперь воспринимается вгрызающимся в череп сверлом дрели, безжалостно перемешивающим мозговое вещество.
Я вспоминаю Воллера. Наверно, он пытался прекратить это ощущение. Или хотя бы сделать его настоящим.
Меня передергивает. Потому что прямо сейчас идея дырки в голове представляется облегчением, а не самоубийством.
А если Кейну не суждено восстановиться, не будет ли более милосердным…
Я неистово мотаю головой, словно от этого мысль разом исчезнет.
Надо спешить. И не только из-за Рида.
Наконец, мы достигаем шлюзовой камеры, открытой с обеих сторон — надругательство над самим предназначением гермошлюза.
Состояние шлюза, очевидно, объясняется растерзанным телом, распростертым в проеме заслонки, открывающейся — и теоретически закрывающейся — на стороне грузового отсека. Наверное, одна из подчиненных Шина. Ее тело практически разрублено надвое, как раз под грудной клеткой. Похоже, шлюз пытались закрыть, когда женщина отползала. Жуткая зияющая рана открывает розовое месиво из кишок и уже не поддающихся идентификации органов.
Я останавливаюсь.
Сцена буквально гипнотизирует меня своей чудовищностью и нелепостью. Этот кровавый хаос когда-то был человеком. Даже не верится.
Наверно, это какая-то шутка или бутафория.
Вот только не шутка. Не бутафория.