Мертвая тишина

Меня охватывает паника. В данный момент от Рида меня закрывает ЛИНА, но, оказавшись внутри, он меня сразу же увидит. И после этого Максу уже не придется заботиться о новой легенде. Достаточно будет отойти в сторонку и наблюдать, как меня убивают. Разумеется, я вооружена, но у Дэрроу преимущество темноты, в которой я свечусь подобно маяку, к тому же мне приходится отвлекаться на Донована.

— Ковалик! — снова ревет Рид. По отсеку уже разносятся его шаркающие шаги.

Взгляд Макса перемещается с меня на шлюзовую камеру.

Ага, значит, не мне одной приходится отвлекаться.

И в этот момент мне приходит в голову мысль — столь же замечательная, сколь и ужасная.

Я ведь все равно умру. Это неизбежно, даже без всяких «практически». Но, быть может, у меня получится сделать нечто большее, чем предоставить «Веруксу» подходящую историю. И даже неподходящую.

Набираю в легкие воздух и ору:

— Я здесь!

Рид нетвердо входит в зал, натыкаясь на все подряд. Под ногами у него хлюпает кровь.

Донован смотрит на меня как на сумасшедшую. А что, сам же меня такой и называл. Он касается ком-импланта и произносит:

— Монтгомери, ожидаемое время прибытия?

Ах да, бедного Макса только и может защитить, что единственный командир-безопасник — явно не в лучшей форме и затерявшийся в недрах огромного лайнера. Да еще занятый переноской MAW.

Воспользовавшись его отвлечением, я дотягиваюсь до конца страховочного троса и пристегиваю его карабин к одной из подвесок на поясе своего скафандра. Мне остается только уповать, что эта штуковина столь же надежна, как и упрочненные подвески на скафандрах ЛИНА, служащие именно этой цели. Хм, ладно, не совсем этой.

Макс с подозрением смотрит на меня.

— Ты что затеяла?

И в этот момент из-за ЛИНА показывается Рид. Донован в буквальном смысле содрогается от его вида. Мне же разглядывать Дэрроу некогда, поскольку приходится следить за Максом и мостом.

— Это твоих рук дело! — вопит младший следователь предположительно мне, однако его внимание быстро переключается на старшего коллегу. — Хотел моей смерти, Донован? — спрашивает он скорее обиженно, чем рассерженно. В следующую секунду, однако, в его голосе вновь звучит презрение. — Всего лишь потому, что не выдерживал конкуренции. Ничего, я тебе покажу, где раки зимуют! Когда мы вернемся, и мой отец…

Не успеваю я и глазом моргнуть, как Макс стреляет.

От раскатов выстрелов я вся цепенею. Со столь близкого расстояния грохот просто оглушает, и когда оружие смолкает, у меня какое-то время звенит в ушах.

Рид не отшатывается, не оседает, схватившись за рану, как я видела в фильмах. Просто ломается пополам и падает на пол, словно внезапно лишившись опоры. Скорее всего, именно в этом причина и заключается.

Я смотрю в ужасе, в горле застревает крик.

Тем не менее глухой стук падения тела выводит меня из паралича. Макс подходит к своей жертве, словно бы желая убедиться в ее смерти. Сейчас ему определенно не до меня.

Делаю один болезненный вздох, затем второй. Поднимаю пистолет над головой Донована и нажимаю на спусковой крючок. От отдачи оружие подпрыгивает в руке, раз, другой. Пули врезаются в шлюзовой мост.

Какое-то ужасное мгновение ничего не происходит.

Макс машинально пригибается, но быстро понимает, что я промахнулась.

Если бы целилась в него.

Он довольно ухмыляется.

— Я же говорил…

Уплотнитель раскалывается и рушится кусками на стыковой порог «Авроры» и выдвижного моста. Откуда-то раздается частое пиканье тревоги, предупреждающее об аварии.

Донован оглядывается на мост и непонимающе хмурится. Но затем до него доходит, и он снова поворачивается ко мне — глаза округлившиеся, рот раскрыт от паники и ярости.

Однако уже слишком поздно.

Еще один кусок затвердевшего пенного уплотнителя отваливается на пол — и оказывается той самой метафорической последней каплей. Цельность конструкции бесповоротно нарушена.

Остальное довершает космический вакуум. Воздух в отсеке начинает вырываться наружу.

За какую-то долю секунды мост изгибается, и его, словно соломинку, смятую гигантским капризным ребенком, отбрасывает от «Авроры». Лавинная декомпрессия.

Макс, находящийся прямо у проема отсека, теперь открытого и незащищенного, исчезает в тот же миг. Я лишь успеваю заметить изумленное выражение его лица.

В глубине моей души зарождается скорбь по человеку, за которого я его некогда держала. Вот только человека этого никогда и не существовало, так что чувство немедленно угасает. У меня не оставалось выбора.

Пускай мне и не удастся привлечь «Верукс» к ответственности за их действия — двадцатилетней давности и нынешние, — но никто не вынесет с лайнера этот дьявольский прибор.

33

Чудовищным потоком хлещущего наружу воздуха меня отрывает от пола и подкидывает до уровня лебедки. Однако дальше не уносит. Карабин троса пугающе оттягивает материал скафандра, но все составляющие страховочной системы держат. Пока.

Грузовой отсек стремительно опустошается. Мимо проносятся тела, контейнеры — я узнаю даже обломки рояля.