Мертвая вода: Стихи.

Конечно, Москвы не будет,
исчезнут Берлин и Прага;
чуть дольше продержится Лондон, мечтая о чуде,
но порвут его по образу и подобию флага.

Обречена старушка Европа,

и теперь уж кричи — не кричи;
ожидали второго потопа,
а погибнем от нашествия саранчи.

Не всегда побеждает сильнейший,

берут не обязательно силой — разве способов мало?
Самурай падет от руки гейши,
что яду в чай подмешала.

Так и мы, ожирев от успехов,

расслабились на привале.
Но те, кто устал от нашего смеха, —
они не спали.

Интернет становился все более скоростным,

на биржах кричали о стабильном росте,
но сбывались дурные сны:
хозяев теснили гости.

Они приходили с миром, просили о помощи,

обещали закон соблюдать, исправно платить
                                   налоги;
продавали нам тухлые овощи
и наркотики… Что в итоге?

Облачались в джинсу, напяливали штиблеты

                                  стильные,
стараясь походить на местное население.
Тут им и кров, и ссуды обильные —
по ишачьему велению.

Искали изъяны в броне государственной машины,

как старатели — золото в жиже вымоин;
постепенно становились несокрушимы…
Что скажете, толерантные вы мои?

II

Штаты расплачиваются за рабство, Россия за
                          «имперские амбиции»,
может, это и правильно, если бы не одно «но», —
за ним, как скажут французы, не покривив лицами,
спрячется весь Париж, включая «Эйфеля» и самое дно.

Не от обжорства погибла Империя Римская,

не христианство вбило в грудь ей кол осиновый,
начиналось с того, что пришлые, по инстанциям
                          рыская,
получали гражданство — самодовольные, спесивые.

И вчерашний раб и враг озлобленный

всеми путями шел до Рима.
Но кривоногие гоблины —
не пилигримы.

Бойтесь чужаков, в города входящих:

они заразят вас неведомой корью,
придушат уставших, прирежут спящих,
а потом напишут свою историю.

Прежде восхищались героями,

ценили доблесть, отвагу.
Теперь же себе яму роем и
вырыли до размеров гигантского оврага:

«Красные кресты», миссии гуманитарные —

тошно от этой нелепой возни.
Правозащитник — шалава базарная —
пулю глотни.

Теперь мы кругом виноваты,

ибо имели неосторожность такую —
помогать, не зная, чем это чревато,
не думая, что со временем нас атакуют.

Бремя белых обратилось проклятием,

расплачиваться даже детям.
Не кажется ли, братие,
что придется ярмо надеть нам?

III