— Отметьте дорогу, чтобы потом не искать место, сделайте на деревьях затесы, поставьте вешки.
— Все будет сделано. Не впервой. Скажи лучше, крепко ли вам досталось?
— В самый раз…
Как ни осторожно несли к машине Сергеева, а потом Николая, раскачивание и даже незначительная тряска отдавались резкой болью во всем теле.
«Опять металлолома нахватал, да еще не один, вместе с Колькой», — раздумывал Сергеев. Удовлетворение было неполным: где-то еще оставался на свободе Гайворонский. «Если капитан Мещеряков знает, где, почему не задерживает?»
На хуторе в кузов машины постелили соломы и сена, заехали к рыбацкому стану, бережно подняли в машину Евдокию Гриценко и Василия Митрофановича Колотова. Немало удивила Сергеева реакция на все происшедшее Евдокии Ивановны. Узнав, что ее сожитель — Федор Коршунов, он же Кузьма Саломаха — в перестрелке убит, она сначала вздохнула с облегчением, пробормотав: «Получил-таки свое, душегуб проклятый, прости, господи, меня, грешную…», потом тут же стала причитать в голос, хлюпая носом, размазывая слезы:
— Ой да Феденька, непутевый ты мо-ой!.. Как ни просила тебя, не образумилсии-и-и-и! Думала, поживем как люди, не пришло-о-ось!.. Сложил свою буйную головушку, гад паршиво-о-о-ой, ирод окаянно-о-ой!..
— Цыц, баба! — прикрикнул на нее Колотов. — По ком плачешь? Он тебя ножом, а ты — «Феденька»?!
— Кстати, не Феденька, а Кузьма, еще и «дядя Володя», — счел нужным внести свои коррективы и Фалинов, за что тут же получил яростный отпор:
— А ты не встревай не в свое дело, когда не просят! Видишь, у людей горе! Кто бы только знал, чего я с ним натерпелась!
— А уж это, дорогая Евдокия Ивановна, не только я «встревать» буду, — жестко сказал Фалинов, — время-то военное, отвечать придется по всей строгости закона. Кто с передовой не уходит, раненых на себе таскает, а кто дезертиров в подпольях прячет!..
Евдокия испуганно замолчала. Ладно, что весь разговор не слышала старшая Гриценко: Зинаида Ивановна осталась в Новониколаевском: без присмотра оказалось хоть и небольшое, но все-таки хозяйство младшей сестры.
Полуторка с четырьмя ранеными — «лазарет на колесах», как мысленно определил Сергеев, в сопровождении Фалинова и Коломойцевой двинулась в сторону Ленинска. Утомленные событиями последних суток, все молчали, зато Кольку Рындина как прорвало.
— Глеб Андреевич, а Глеб Андреевич! — в который раз пытался он вызвать Сергеева на разговор. — А ведь мы с вами живы, жалко вот только — Машу ранило… Когда в машину садились, ее осколком в руку хватило. Может, и кость задета?..
— Что ж ты раньше-то не сказал?
— А когда «раньше-то»? Про «дядю Володю» да про Борова все думал. А «дядя Володя»-то, и Хрыч, и Боров — тю-тю!.. — снова начал свое Николай.
— Ну так если «тю-тю», почему озираешься, как заяц? — спросил Сергеев, превозмогая боль, чувствуя, как липкая испарина покрывает все тело.
— Так ведь наверняка у них кто-то остался… Хрящ на свободе, передаст дружкам… А все равно, главный-то загнулся? Сколько бы еще наших загубил? А, Глеб Андреевич?!
Колька себя уже не причислял к соратникам Саломахи, что отметил про себя Сергеев.
— Глеб Андреевич… — снова начал было свое Николай.
— Да замолчишь ты наконец! — не выдержал Сергеев. — Ясно, хорошо, что такую кодлу разогнали. Скажи спасибо вон лейтенанту, что Саломаху одной очередью снял.
— Тоже ведь, наверное, в рубашке родился, — отозвался Фалинов. — Когда он бросил гранаты и очередью из автомата впереди себя полоснул, до сих пор удивляюсь, как не задело.
— Саперам скажи незамедлительно, — заметил Сергеев. — Не дай бог, мальчишки в землянку полезут! Место они знают.
— Доложу руководству, чтобы сразу отправили специалистов, подрывников…
Машина, переваливаясь на ухабах, медленно продвигалась вперед, а сейчас это было главное…
Сергеев подумал, что Павел Петрович Комов должен быть еще в госпитале, надеясь отыскать его с помощью медсестер. Беспокоило известие Николая о Маше. Что с нею?.. Не первый раз он ехал в Ленинск. Сейчас этот, в сущности, небольшой городок стал единим огромным госпиталем, переполненным к тому же гражданскими эвакуированными…
Глава 21
ПАРОЛЬ — «СТАЛИНГРАД»
Остановились возле бывшей шкоды, где разместился госпиталь, Сергеева и его группу приняли там же, где он лежал прошлый раз. Об этом попросил Фалинов водителя, в надежде встретиться с все еще остававшимся в госпитале Комовым.
Когда откинули борт машины, неожиданно перед Сергеевым и Николаем появилось лицо бледной, похудевшей и встревоженной Маши Гринько. Хоть и у самой загипсована рука и на перевязи, но, наверное, не первый раз она выскакивала на крыльцо, встречая подъезжавшие машины. Увидев тех, кого, видимо, и ожидала, вскрикнула:
— Коля! Глеб Андреевич! Наконец-то! Живы!.. Я как чувствовала, что вас сюда должны привезти, каждую машину встречаю! Куда ранены? Тяжело? Как чувствуете себя?
— Ты-то как? Кость не перебило? — спросил Николай. Маша помотала головой, настойчиво повторила:
— Почему о себе не говоришь?
Николай, бравируя, вытянул руку с оттопыренным большим пальцем, сделав усилие, сказал:
— Во!..