Мертвая

– А разве тебе нужна человеческая еда? – Полечка отошел к стене и уставился на картину. Помнится, это подлинник одного малоизвестного широкой публике, а оттого неоправданно дорогого живописца. И вот ладно бы кузен пейзаж разглядывал – кладбище живописцу удалось, в меру мрачное, в меру покойное, навевающее мысли о вечном – так нет же, кузен разглядывал больше раму и то, явно прикидывая, во что обошлась она. Еще бы ноготком поскреб позолоту.

– Не нужна, но я люблю завтракать.

– К сожалению, – кузина вздернула подбородок выше. – Мы спешим…

– Не задерживаю.

Буду я еще ради них порядок дня нарушать,тем паче, к завтраку обещали оладьи с шоколадным соусом… судя по сопению, гости не собирались лишать меня своего общества. А жаль. К слову, ел кузен с немалым аппетитом, правда, довольно аккуратно,и значит,тетушке удалось вбить в его голову хоть какие-то манеры. Кузина же больше размазывала соус по тарелке, чем ела. Взгляд ее был задумчив. На лице застыло выражение мрачной решимости. Интересно, что творится в этой пустой голове?

– Кстати,ты ведь в монастыре быть должна… замаливать грехи прошлой недели.

Летиция пошла пятнами. Дернулась было, но усидела, и до ответа снизошла:

– Я приобрела индульгенцию.

Надо же… каждый год, помнится, Церковь объявляет о скором начале реформы с отменой индульгенций, как пережитка бесславного прошлого, но и вправду отменять не спешит. И здесь я их понимаю: кто добровольно откажется от стабильного источника дохода? Правда, стоили индульгенции изрядно,и отсюда вопрос: откуда у дорогой кузины деньги?

Подали кофе. И вновь же сестрица не удосужилась даже вид сделать, что пьет… а зря. Кофе был хорош. В меру темен, в меру крепок. Сладок. С шоколадной крошкой и тонким мятным ароматом.

– И долго мы будем здесь сидеть? – кузина не выдержала-таки. Она не сводила с меня раздраженного взгляда. А злости-то, злости сколько… и да, я пью медленно.

Очень медленно. Мне вообще-то спешить некуда. У меня вечность впереди или около того.

– Хватит! – кузина вскочила и, смяв льняную салфетку, бросила ее на пол. – Мне надоел этот фарс…

– Согласна. И мне тоже…

Она зашипела. И дернула плечиком, когда Полечка положил на оное ладонь, верно, пытаясь успокоить.

– Она только и умеет, что портить окружающим нервы…

– Не только, – сочла нужным уточнить я. – Χотя с нервами тоже получается… но кто ж виноват, что они настолько слабые? Успокаивающий отвар пить пробовала?

– Дамы, – пискнул Полечка.

– Что здесь происходит? – в столовой-таки появился Диттер. Выглядел он помятым, взъерошенным и по-домашнему милым… во всяком случае вот эту отвратительную клетчатую рубашку с кожаными нашлепками на локтях можно надевать исключительно в кругу семьи, чтобы больше никто этого позора не видел.

– Гости, – я широко улыбнулась и, не удержавшись, подошла, поцеловала дознавателя в щеку.

Тот слегка вздрогнул.

– Родственники, дорогой… к сожалению, смерть от них не избавляет.

– Вижу, вы неплохо поладили, – Полечка подхватил кузину под белу рученьку. А та бледна. Стоит. Губы кусает… с чего бы?

В любовь с первого взгляда я не поверю. Как и в нежность, которую Полечка старательно пытается изобразить.

– Мы бы хотели побеседовать… – произнес он. – По-родственному… близким кругом.

Диттера я не выпустила. Во-первых, он был приятно теплым, во-вторых, пахло от него мятным порошком и еще самую малость морфием, а значит, старухиными каплями побрезговал. В-третьих, что-то подсказывало, что в беседах с дорогими родственниками лучше обзавестись независимым свидетелем. Или относительно независимым. А кузина-то просто клокочет… клубится в ней темная злая сила… откуда взялась? Прежде Летиция казалась мне редкостной пустышкой, а вот ведь… тоже ведьма.

– Пусть он уйдет, – потребовала Летиция.

И Полечка закивал.

– Это все-таки дела семьи…

– Он для меня почти семья, – сказала я, погладив Диттера по плечу.

К счастью, вырываться он не стал, глянул так… с насмешкой? С удивлением? Не важно. Я мило улыбнулась, а он хмыкнул. И готова поклясться, с трудом удержался от ответной улыбки. В глазах вон мелькнуло что-то такое, светлое, солнечное… надеюсь, не благословение, а то ведь и вправду упокоит ненароком.

– С каких это пор?

– С этих самых, – я выдержала полный ярости взгляд кузины.

– Нашла себе очередную игрушку…

– Ты же мертвая, – встрял Полечка. Да, особым умом кузен не отличался, как-то невдомек ему было, что порой стоит помолчать.

– И что? Почему я должна отказываться от личного счастья из-за такой мелочи?

Кузина опять зашипела, а личное мое счастье, которое еще не всецело проснулось, должно быть, а может, под влиянием морфия не сумело осознать некоторой двусмысленности своего положения, попросило:

– Может, все-таки к делу?