Но статьёй это трудно было назвать, скорее большая заметка. В заметке рассказывалось, что городская общественность возмущена дерзким ограблением центра городской культуры. Вчерашняя ночь ознаменовалась проникновением в краеведческий музей и похищением нескольких ценных экспонатов. Пресс-секретарь районного УВД сообщает, что кража, безусловно, имела заказной характер – злоумышленники знали, за чем шли. Было похищено несколько мелких экспонатов, но главной целью преступников стало недавно приобретённое музеем чучело собаки редкой породы. Отрабатывается версия, что кража связана с предпринимательской деятельностью известного городского бизнесмена Н. И. Озерова, который в ближайшее время собирается баллотироваться в депутаты областной Думы.
– И какому дураку понадобилось чучело собаки? – спросила мать.
– И не говори, – согласился я. – Только дураку может такая дрянь понадобиться. Полному идиоту.
Я представил, как счастливый Сенька под покровом ночи тащится через город, нагруженный чучелом ньюфаундленда. Обливается потом, глаза его горят, руки трясутся, в сердце предвкушение обладания. Метеоритом.
И мне стало очень, очень смешно, давно я так не смеялся.
Какое смешное время наступило, а? Да уж. А чуть раньше мне было страшно. А теперь смешно. Жалко. Жалко, что Сеньку не поймали. А может, наоборот.
– Ты чего смеешься? – спросила мать.
– Смешно.
– Болтунью будешь?
– Что-то мне не хочется… Мы же в поход идём, не хочу в путь наедаться…
Она подошла ко мне и поцеловала в лоб.
Всё будет просто. Очень просто. Скорее всего не придётся ничего придумывать, провалы – дело опасное. Каждый год кто-то туда проваливается.
Они притягивают. Тянут, как говорит моя бабушка. Хочется к ним подойти и прыгнуть вниз. Не знаю, меня, лично, не тянуло.
А многих других тянет.
Всё.
Было уже время. Одиннадцать часов. В двенадцать все желающие принять участие в экспедиции должны были подойти к краеведческому музею. Ровно в полдень.
– Всё будет хорошо, – сказал я матери. – Просто замечательно.
Было холодно. И на улице и так. Хотя и одиннадцать часов уже. И темно как-то, и от Соловьёвых по улице полз сивушный запах – Соловьёв-старший завершал возгонку своих чудесных эликсиров, способствовавших язволечению. В апреле его штрафанули, но он упорствовал в своих заблуждениях.
Надо настучать.
Я пожелал себе всяческих удач и спустился до Любимова, до асфальта. За магазином привычно пристроился в переулке неугомонный гаишник Кочкин, ждал клиентов. В прошлом году он оштрафовал родного дядю, и это не легенда. На меня Кочкин внимания не обратил, чего-то он там колупал в радаре, наверное, доплеровский эффект отыскивал.
После Кочкина я свернул на Пионерскую, тут можно срезать через пустые дома метров пятьсот, главное, чтобы собак не было. Собак не было. И пьянь, несмотря на субботу, тоже не встретилась, спокойно добрался до музея.
Вокруг музея было полно народу, все сидели на лужайке и галдели словно специально, словно попросили их шуметь и всячески веселиться. Как стая клестов, однажды зимой видел их. И вообще, не думал, что в очередную метеоритную экспедицию соберётся столько желающих, я вписался семнадцатым, а тут до фига было. Наверное, из-за того, что эту экспедицию организовывал Озеров. С Озеровым интересно. Он умный и богатый, отец говорит, что если снова вдруг случится революция, то Озерова убьют первым, если он вовремя в Канаду не удерёт. Такие у нас не держатся, сказал отец.
Много людишек – хорошо, как раз то, что нужно.
Озеров переписывал участников экспедиции, проверял снаряжение, раздавал советы. На шее у него болтался гигантских размеров свисток, выполненный в технике гжели, иногда он в этот свисток посвистывал то ли от радости, то ли с целью взбодрения окрестностей.
Олигарх уездного разлива.
Рядом с ним с планшеткой шагала Родионова. Вид у неё был важный и счастливый, одета она была по-туристски, свисток, правда, обычный физкультурный. Катька тоже переписывала поголовье, тоже проверяла снаряжение и раздавала советы.
Остальные занимались кто чем. Большая часть жевала какие-то бутерброды, варёные яйца и редиску, чуть справа возле дискового ларька весьма удачно расположилась бабулька, она всегда семечками и петушками торговала, но как звать её, я не знал.
Упырь тоже жевал, я его сразу увидел. Наши все по большей части в камуфляже, а Упырь в чём-то таком оранжево-фиолетовом, этакая клякса в болоте. Он меня не увидел пока, к счастью.
А пока я расположился так, чтобы Катька подошла ко мне. И она подошла.
– Фамилия? – спросила не глядя.
– Да ладно, Кать… – примирительно сказал я. – Чего ты? Не надоело ещё губу выворачивать?
– Не надоело. Представь себе – не надоело. Ты как тут? Сам или на службе?
Катька кивнула в сторону Упыря.
– Слащёв, – сказал я.
– Что?
– Слащёв моя фамилия. Через «ё», пожалуйста, я в ёфикаторы вступил.
– Ёфикатор, блин… – Катька вписала меня в положенную графу и отправилась дальше.
– А снаряжение? – спросил я вдогонку. – Проверять не будешь?
– Сам проверяй.
Ну, ну. Пускай, пускай. Я лениво закинул за плечо рюкзак и направился к Упырю.