Клоун был как клоун. Белое лицо с синими разводами, красные брови, красный нос, рыжий парик, сделанный из игрушечного льва, я-то знаю. Зелёный комбинезон, перекрашенный из комбинезона механика. Розовые ботинки с дурацкими бонбонами.
– А давайте теперь в паровозик! – дебильным голосом прочирикал клоун. – Чур я первый!
– Ура!!! – вопили дети и выстраивались в паровозик.
Они топали по кругу, пыхтели, завывали, клоун лупил их надувным молотком и раздавал карамельки.
И Упырь. Тоже там был, в паровозике. Пыхтел, руками двигал, как поршнями, смотреть не хочется.
– Иди сюда! – крикнул он мне.
Я сделал шаг назад. Упырь отцепился от паровозика и, приплясывая, подбежал ко.
– Пойдём, это здорово!
Но я отдёрнул руку. Клоун продолжал веселуху. В ход пошли конфетти, серпантины и какой-то разноцветный рис, всё это крутилось и вертелось в безбашенном хороводе.
– Пойдём, это здорово!
– Не хочу!
Откуда-то неожиданно вынырнул Вырвиглаз, его только не хватало. Он поглядел на клоуна, поглядел на меня, ухмыльнулся:
– Твоя мамашка? – Вырвиглаз ткнул меня в бок.
Я сделал вид, что не заметил.
– Мамашка твоя? – погромче спросил Вырвиглаз.
Я промолчал. Вырвиглаз идиотски рассмеялся.
– Твоя мама клоуном работает? – с интересом спросил Упырь. – А ты и не рассказывал! Это здорово! А я всегда в детстве хотел, чтобы у меня на дне рождения были клоуны! Только почему-то всё время не получалось…
– Классно скачет, – прокомментировал Вырвиглаз. – Смешно.
Клоун подпрыгивал между ребятами, нёс какую-то пургу про Бармалея, дул в какую-то гуделку. Дети на Вырвиглаза не очень хорошо поглядывали, он им мешал явно.
– А я и не знал, что твоя матуха – клоун! – громко сказал Вырвиглаз. – То-то я смотрю, что ты тоже такой клоун!
Я молчал.
Мать прыгала и кривлялась. Не знаю, видела ли она меня.
– У меня ласты есть зелёные, могу предложить, – заржал Вырвиглаз. – Классно к костюмчику пойдёт!
– Так это твоя мама? – тихо спросил Упырь.
Я молчал.
Глава 22
Слащёв и K°
Воскресенье получилось коротким.
С утра заявился отец. Выглядел он вполне здорово. Закончил возню с дровами и объявил, что сегодня наше дружное семейство предпримет поездку на картошку, совмещённую с пикником. Мне не хотелось ехать ни на какую картошку, но ещё меньше хотелось видеть Упыря. И я решил – лучше на картошку.
Картошка у нас разрослась хорошая, а пикник удался ниже среднего. Папаша чересчур бодро взялся за шашлык. Шашлык делать он не умел, мясо горело, а то, что не горело, было сырым. К тому же они не купили нормального мяса, не купили ни баранины, ни свинины, купили окорочка, замариновали их и принялись жарить. Всем известно, что из окорочков получаются дрянные шашлыки. Невкусные. Зачем было затевать всю эту семейную идиллию?
Освободился я только после обеда, ближе к вечеру.
И сразу отправился к музею.
Музей уже не работал, на информационном стенде висело объявление. Экспедиция должна была состояться в следующую субботу.
В следующую, совсем скоро. А потом они ещё поедут к курганам. В августе. Будут искать золото скифов и купаться в море. В глубоком Чёрном море, говорят, оно пахнет сильнее всех остальных морей.
Но в объявлении про это ничего не говорилось. Зато там имелась специальная графа, поле для вписывания фамилий желающих, зудящих метеоритоисканием, и успели вписаться уже семь человек. Катька Родионова была, само собой, первой.
Я хотел что-нибудь нехорошее сделать, приписать к её фамилии что-нибудь дурацкое. Чтобы получилось что-нибудь такое, к примеру: Родионова-Кадык, или Родионова-Сикосьнакось. Но вдруг я подумал, что на самом деле я совершенно этого не желаю.
Мне всё равно.
Я улыбнулся и отправился домой. Остановился возле ларька с мороженым. Купил две штуки, съел, купил ещё две штуки, съел.
Возле ларька стояли две баторские девчонки.
Я их не знал, но то, что баторские, не сомневался, они в костюмах спортивных были. Они посмотрели на меня с интересом, но без удивления, баторцы вообще мало удивлялись, они как спартанцы – не удивляются и не спрашивают. Они стояли, рубали шоколадное мороженое по семь пятьдесят в стаканчиках, тоже, кстати, по два стаканчика держали, один в правой, другой в левой. И облизывали от каждого – по очереди. Старый приём, это чтобы, если ещё кто подвалит, не угощать – вряд ли кто захочет обслюнявленное мороженое. Это как в столовке, чтобы, пока ты бегаешь за компотом, не сожрали котлету, надо на неё плюнуть. Тогда точно никто не покусится. Кроме Вырвиглаза, Вырвиглаз умеет ловко срезать верхнюю, заплёванную часть котлеты. Он – настоящий баторец. По духу.
Я стоял возле ларька, хрустел, наслаждался воскресеньем. Эти две туберкулёзницы о чём-то своём трещали, сначала я не слушал, а потом, конечно, прислушался.
– Опять по доске? – спросила одна.
– Ага. Что за дураки? Этой истории про гараж и доску сто лет, а они всё равно лезут и лезут, придурки…
Баторки захихикали.
– Этот лысый, я его вчера на Дне города видела. Смешной.
– Только тогда он был волосатый. Такой волосатый, как хиппарина.
Они опять засмеялись.