Мертвецам не дожить до рассвета. Герметичный детектив [СИ]

После этой сердечной речи перешли к воспоминаниям о барине. Вспоминали, каким был да что сделал. Степан Тимофеевич рассказывал свои истории, а Братухин то, что помнил о дяде из детства. Они сошлись — два обожателя покойного барина.

Казак между тем разыскал загадочную «оранжерею» и нашёл её обычной теплицей с засохшими цветами. Единственное, что привлекло его внимание, так это статуя. К ней он подошёл, и с любопытством посмотрел на искусную работу, и даже потрогал гранитную деву за холодную каменную грудь, вероятно, ожидая, что под его ладонью она растает и поддастся, но сжать камень так и не удалось. Казак мотнул головой на диво и вернулся в зал.

Братухин и смотритель беседовали, Егор разглядывал свои часы, которые беззастенчиво врали, показывая прошлое, а остальные слушали воспоминания о Дмитрии Олеговиче Костомарове.

— …то и дело по заграницам ездил, — вспоминал Степан.

— Да, было дело. Любил он на мир поглядеть. Всё что-нибудь из Европы привозил.

— Так и эту оранжерею он придумал, когда с отдыха вернулся… — горячо поддержал Степан.

— Головастый мужик, — подтвердил Братухин и обратился к понурому Егору. — Ты что думаешь, всё это ему по наследству досталось? Да, имение досталось по наследству, но это всё, — он обвёл рукой зал, — вокзал, ткацкая фабрика, скотобойня, что там ещё? — спросил Братухин то ли себя, то ли станционного смотрителя, но ответа не дождался. — Всё это он сам построил и организовал. Вот какой человек! До него эти места захолустьем были, а сейчас, гляди-ка, электричество даже есть, а эти подонки, большевики, всё это разграбить хотят. Никто из них ни капли сил не вкладывал, а заграбастать всё норовят.

От разговора их отвлекла жена станционного смотрителя, вошедшая в зал.

— Здравствуйте, — сдержанно приветствовала она военных и обратилась к мужу, — мясо готово.

— Здравствуйте, корнет от кавалерии Александр Братухин, — вставая, приветствовал женщину офицер.

— Валентина Зуева, — представилась жена станционного смотрителя.

— Продолжим за едой? — спросил станционный смотритель. — Столов, наверное, на всех не хватит, но если поможете, с кухни вынесем ещё один. Мы с женой поедим с вами.

— Конечно, подсобим, — откликнулся Братухин.

— Этот не жрёт, — казак указал на пленного, — на него можете не накладывать.

Хозяин покорно кивнул в ответ.

— Братцы, подсобите хозяину, — скомандовал Братухин машинистам.

Те покорились.

Сам Братухин, Фёдор и Егор Гай сдвинули два буфетных стола к скамейке в противоположном углу зала. Суетливый отец Михаил бросился им на помощь таскать стулья. Винтовки прислонили к окну возле столов, туда же офицер поставил свою шашку.

Из оружия при Братухине остался только самозарядный бельгийский «Браунинг»; у казака — обрез да револьвер системы Нагана, болтающийся на портупее возле пояса. Гай же, поставив винтовки у окна, освободился от всего оружия.

Тихон и Коля, по указанию офицера, проследовали за станционным смотрителем. Сначала они попали в небольшой коридор, напоминающий формой букву «Г». Он почти сразу поворачивал направо. Там, в самом конце, друг напротив друга были две двери. Одна вела в кассу вокзала, которая сейчас за ненадобностью использовалась станционным смотрителем, как склад для всякого хлама и съедобных припасов.

Другая дверь вывела их прямо в покои станционного смотрителя. Жилище не было просторным, и вошедшие упёрлись в массивную кровать с пологом. Занавеси полога были задёрнуты, что ещё пуще визуально уменьшало комнату. Справа от вошедших была дверь, ведущая на кухню; прямо напротив неё стоял вещевой шкаф, загораживающий одно из двух окон. Если бы не освещение, то в комнате стояла бы кромешная тьма.