Мертвецам не дожить до рассвета. Герметичный детектив [СИ]

— Я тоже офицер. Моя настоящая фамилия — Шихов. Шихов Павел Евгеньевич — комбат того самого батальона, что стоял в Каменчугах. Ранее в царской армии имел звание майора.

— Вот так ну, Павел Евгеньевич, и как же это вас к красным-то занесло?

— О военспецах слышали?

— Это что ж, тебя насильно, хочешь сказать, взяли?

— Так именно. Мне сражаться за красных никакой нужды не было, но меня и не спрашивали. Либо за них, либо они меня…

— Хорошо, — радостно заключил Братухин, — оправдался. Казнить я тебя не буду, доставим тебя в штаб, и пусть трибунал решает, что с тобой делать. А ведь я сразу понял, что ты из дворян.

Уже довольный он посмотрел на Фёдора.

— Как тебе, Фёдор, а? Майора взяли, комбата красного.

— Ага, — разевая жёлтозубую пасть, ухмыльнулся казак.

— Стоящий экземпляр, — заключил Братухин, переходя на следующего. — Теперь ты, голубчик, нахрена ты мне сдался? Поезда у меня нет. Машинист мне не нужен. Может ты генерал какой, а?

— Нет, — испуганно ответил Коля. Лицо его пугливо напряглось, а из уголков глаз покатились слезинки. Рот исказился, как в мучениях.

— Значит, казнить тебя, — хладнокровно заключил Братухин.

— Да что ж вы, ваше благородие! — взмолился Коля. Слёзы хлынули из его глаз, губы скомкались, — Я знаю, где у них чемоданчик запрятан…

— Какой чемоданчик? — удивился Братухин и перевёл взгляд на Шихова.

Комбат Шихов гневно уставился на малодушного машиниста. Братухин сообразил, что Коля говорит правду.

— Чемоданчик, говоришь… И где он?

— В паровозе спрятан, — торопясь проговорил Коля, приободряясь от его слов.

— Предатель, — огрызнулся на него избитый Крутихин.

— Фёдор, сходи с ним и разыщи для меня этот чемодан, но смотри в оба. Рыпнется — стреляй, не думая!

Фёдор подозвал рукой Колю и, держа его на расстоянии дулом обреза, повёл за дверь к паровозу.

— Ну что, милок? — обратился Братухин к оставшемуся солдату. — Ты теперь у нас один остался, как хоть звать-то тебя?

— Денис, — тихо ответил юноша, и глаза его наполнились тревогой, если не страхом.

— А фамилия?

— Лебедьков.

— Так вот, что Денис Лебедьков, тебя рассчитать придётся. Обуза ты для нас…

Руки парня затряслись.

— Сейчас Фёдор придёт, он тебя и кончит, — с хладнокровной ласковостью тихо проговорил Братухин.

Казак и Коля вернулись. В руках у Коли был чемодан. Он поставил его на стол перед Братухиным и сел на прежнее место. На чемодане щёлкнули застёжки, и лицо Братухина изумилось. В чемодане было полным полно драгоценных золотых и серебряных вещей: кухонные приборы, женская бижутерия и фигурки с инкрустированными камнями, браслеты, подсвечники и золотые рубли. Иные вещи так просто болтались в чемодане, другие же были бережно обёрнуты тканью или газетой.

— Чей же это клад? — удивился Братухин, не до конца ещё понимая, в чём дело.

Пленники молчали.

— Это ваше, господин офицер? — спросил он комбата Павла Шихова.

— Да, — сухо ответил Шихов.

— Здорово, — протянул Братухин, — и где же вы взяли сие сокровище? Ах, подождите, подождите… Я, кажется, догадываюсь. Вы приобрели их во время реквизиции ценностей. Не у моего ли дяди?

Он хлопнул в ладоши.

— Куда не глянь, кругом одни воры и жулики; и каждый успел обчистить моего дядьку. В мирное время я бы и не подумал, на какие подлости способны люди. Теперь же, когда война и голод сняли маски, каждый, если не убийца, то обязательно вор.

Глаза Братухина вновь переменились, лукавые весёлые искорки забегали в его зрачках. Настроение изменилось, и пленным это не сулило ничего хорошего.

— Эх, Шихов, Шихов… Не в твою пользу этот чемоданчик. Ведь вещи в нём моего дядьки, так? А, значит — ты причастен к его смерти. Не отомстить за него я не могу… Да и если задуматься, вещи эти после его смерти принадлежат теперь мне по праву, а отдай я тебя под трибунал, ты же донесёшь, что отдал чемодан с драгоценностями мне…

Лицо Шихова хмурилось, но он молчал. Братухин же издевательски всматривался в него, силясь угадать мысли его, чувства.

На улице опять завыли волки, но теперь уже пуще прежнего. Кони, хоть и были далеко в пакгаузе, а отчётливо и тревожно заржали. Что-то недоброе разворачивалось там, в темноте.

— Хозяин, — рявкнул казак, — неси лампу, на улице ни черта не видно, да поскорей.

На первых словах казака смотритель уже сорвался и мигом принёс керосиновую лампу. Пока зажигали, волки на улице зашлись диким голодным лаем. Кони волновались всё сильнее и сильнее.

— Да давай сюда уже, мать твою, — нетерпеливо выругался казак и выхватил из рук смотрителя лампу. С ней он ринулся на улицу, распахивая дверь.

Из распахнутой двери потянуло холодком, который расползался по полу стремительно, и как спрут, обхватывая ноги сидевших своими ледяными щупальцами, взбирался всё выше и выше. Чёрная ночная бездна дышала тьмой, и жалок был электрический свет, пытающийся проникнуть за дверь. Тщетны были его попытки.

На улице послышались хлопки нагана, волчий лай и матерная ругань Фёдора.