Мертвецам не дожить до рассвета. Герметичный детектив [СИ]

— Да, ели, а что нам ещё оставалось делать — голодать? Продуктами мы не шибко богаты. А вы, священник, разве не едите живых тварей? Какая разница между животным и человеком? Скажите, неужели для вас любая человеческая жизнь ценнее жизни другой живой твари. Неужели последний грешник-изувер для вас ближе, чем ни в чём неповинная корова? Если вам придётся выбирать между жизнью маленького котёнка и последнего преступника-негодяя, то кого вы выберете? Вы полагаете, что все эти живые твари, населяющие леса и водоёмы, чувствуют меньше вашего оттого, что не могут сказать, что им больно? Так сложилось, что человек — хищник, и чтобы жить, ему обязательно нужно поглощать другие жизни, и мой Повелитель Дьявол это прекрасно понимает. Это законы нашего мира, от них нельзя никуда деться.

— Но это же отвратительно, есть себе подобных! — воскликнул Гай.

— Нет, это восхитительно! — возразил на это обуреваемый сатанинским восторгом станционный смотритель. — Питаться себе подобными куда сложнее, чем губить ни в чём не повинных глупых земных тварей.

— А вы-то как могли есть людей, сударыня? — глядя уже на жену станционного смотрителя, удивился Егор Гай, но та ничего не ответила, лишь ещё сильнее потупила глаза.

Все уставились на хмурую стареющую женщину, присутствующую при этом разговоре поневоле.

— Гай, возьми лопату и проверь, так ли это, — прервал неловкую паузу Братухин, указывая в сторону оранжереи.

— Но я не смогу, — жалобно произнёс солдат.

— Тогда ты сам будешь копать, — пригрозил смотрителю Братухин и для подтверждения обратился к священнику: — правильно это будет, как считаете?

— Да, поделом негодяю за его злодеяния, — торопливо отозвался отец Михаил.

— А я не буду копать, — возмутился смотритель, — пусть он копает!

Грязная от крови рука смотрителя указывала пальцем на отца Михаила, белые окровавленные зубы ухмылялись едкой усмешкой.

— Почему это он? — грозно возразил офицер.

— А потому что он не священник, и, возможно, не менее грешен, чем я! — заявил сатанист.

— Вот так ну! Очередной бред! — возмутился отец Михаил.

— Бред? А что за татуировка у вас на груди, ваша светлость? Я разглядел её во время борьбы, — опять съехидничал смотритель. Перемазанный красной кровью с чёрной козлиной бородой и взъерошенными волосами он был, как вылитый бес.

Отец Михаил только скорчил лицо и отошёл в сторону.

— Постойте, постойте, — проговорил Братухин, — о чём это речь?

Священник остановился и испуганно взглянул на офицера.

— А вы посмотрите на его грудь, ведь он у нас — сама безгрешность! — продолжал подливать масло в огонь сатанист.

— Отец Михаил, не будете ли вы так любезны снять вашу рясу? — спросил Братухин, заливаясь своей добродушной улыбкой, а глаза при этом у него как всегда поблескивали злыми искорками.

— Но зачем? — удивился священник.

— Снимите, снимите.

— Неужели вы верите во все слова этого мерзавца? — возмутился отец Михаил.

— Я, скорее, не верю никому, — улыбаясь, парировал Братухин и потом, сжав губы, командным голосом приказал: — Снимайте рясу!

Священнослужитель мялся.

— Да как вы смеете? — возмутился Гай, глядя на своего командира.

— Молчи, — отрезал офицер и уже заорал, направляя «Браунинг» на священника.

Тот робко стянул с себя рясу, оставаясь в одних чёрных штанах, держащихся на худом теле только за счёт обвязанной вокруг пояса бечёвки, продетой вместо ремня. На груди у священника красовалась синяя татуировка в виде Звезды Давида. Тело священника было худым, костлявым и смуглым. Рёбра проступали через кожу. Теперь без рясы со своим худым, смуглым телом и обезьяньей головкой он вовсе не выглядел как священнослужитель, а был, скорее, похож на какого-нибудь бедняка или даже каторжанина.

Братухин покачал головой.

— Что всё это значит? — удивился казак. — Еврей?

Отец Михаил опустил глаза, а смотритель-сатанист залился едким хохотом. Этот демонический хохот заполнил весь зал. Приспешник Сатаны широко разевал окровавленную пасть и, сидя на коленях, раскачивался вперёд и назад. «Отец Михаил самый безгрешный среди нас!» — радостно, с упоением цедил он сквозь кровавые губы.

— Интересно дело поворачивается, — продолжая держать на мушке лжесвященника, проговорил Братухин.

— Отец Михаил, как это понимать? — совсем растерянно спросил Гай.

— Да какой он тебе отец Михаил, — возмутился офицер, — не видишь разве у него на груди еврейский символ? Он еврей, — сказал, как заклеймил Братухин.

Воцарилось молчание. Братухин, как самый решительный, нарушил его первым.

— Значит так, ты, — он указал пистолетом на бывшего священника, — садись к этому сатанисту, разница теперь между вами небольшая. А ты, Гай, бери лопату и выкопай мне эти трупы, чтобы доподлинно убедиться в словах этого одержимого.

— Но… — хотел было опять возразить Гай, однако Братухин резко оборвал его.

— Это приказ!

Гай зажёг керосиновую лампу и отправился в оранжерею. В ней продолжал стоять всё усиливающийся гнилой запах, и, почуяв его, Гай решил, что обязательно найдёт какой-нибудь закопанный труп. Уже после нескольких ударов острие лопаты уткнулось во что-то мягкое.

— Кажется, нашёл! — закричал Гай.