Мертвецы не катаются на лыжах. Призрак убийства

Епископ снова замолчал, потом фыркнул.

– Магда Мэннинг-Ричардс. Он привез ее с собой в Буголаленд, но, боюсь, его жену не слишком хорошо приняли. Нет, она была привлекательной малышкой, согласен, но на двадцать лет его моложе; ближе по возрасту к его сыну, нежели к нему самому. Магда Мэннинг-Ричардс не нравилась никому, и очень немногие утруждали себя скрывать данный факт. В то время наша европейская колония в Алимумбе была маленькой, и тетю Дору там очень любили. Так что очень много было неприязненного чувства, и Мэннинг-Ричардсы подверглись, до некоторой степени, социальному остракизму. В те времена это много значило.

Короче говоря, Хэмфри вскоре осознал ситуацию и сделал единственно разумную вещь: подал рапорт о переводе в восточный Буголаленд, за несколько сот миль от нашего города. Он, его жена и сын Тони уехали.

Мы потеряли контакт с этой семьей. В следующий раз я услышал о них лишь лет через десять – сообщили, что Хэмфри умер от сердечного приступа. Потом мне написала Вайолет, что видела в «Таймс» объявление о свадьбе Тони. Он остался в Буголаленде и женился на местной девушке. Я больше о них не думал, пока однажды не прочитал, что Тони и его жена погибли в автомобильной аварии на восточных холмах. Это было очень печально, хотя я не видел сына Хэмфри с тех пор, как он был школьником, а его жену вообще никогда. Вот такая ситуация.

Можете себе представить, как я был удивлен, когда Вайолет сообщила, что Мод в Париже, в Сорбонне познакомилась с молодым человеком по фамилии Мэннинг-Ричардс. «Господи благослови! – помню, сказал я тогда. – Он не родственник той семьи, что я знал в Буголаленде?». Конечно, так оно и оказалось: это был сын Тони. Осиротев после автокатастрофы в возрасте шести лет, он был воспитан в Буголаленде приемной бабушкой, недавно умершей. Потом уехал в Европу завершать образование в Англии и в Париже и, по странной случайности, встретил Мод. – Эдвин пыхнул трубкой. – Ничего больше сказать не могу. Это то, что вы хотели узнать?

Генри улыбнулся:

– И да, и нет, – ответил он. – Все это довольно просто и прозрачно. Я полагал, что, быть может… но, очевидно, думал неверно.

– Неверно… и почти издерганно, – отметил епископ, вытряхивая трубку в большую оловянную пепельницу.

Инспектор лихорадочно задумался, потом спросил:

– Шесть букв?

– Конечно.

– Нервно, то есть издерганно. Анаграмма «неверно» с одной выброшенной буквой.

Епископ просиял:

– Тиббет, я вас недооценил, – сказал он великодушно. – Ну, не буду больше отнимать у вас время. Думаю, вы хотели бы видеть Джулиана.

Мод и Джулиан вошли в кабинет вместе, держась за руки, как дети.

– Чем могу быть полезен? – спросил Генри.

– Джулиан не хотел, чтобы я с ним шла, – сказала Мод. – Но я была настроена решительно.

– Она думала, если мы придем вдвоем, вы отнесетесь к этому более серьезно, сэр, – пояснил Джулиан. – Я понимаю: это звучит несколько притянуто за уши…

– Так, давайте не все сразу, – остановил его Тиббет. – Прежде всего, почему бы вам не присесть?

Молодой человек неохотно выпустил руку Мод и бережно посадил девушку в кресло. Потом сел сам и сказал:

– Это по поводу Фрэнка Мейсона.

– Я предполагал, что так может случиться.

– Вы хотите сказать – вы знаете?

– Я встречался с молодым мистером Мейсоном.

– Я… был с ним немного знаком в Лондонском университете.

– Это я уже знаю, – ответил Генри, – а также то, что вы не были там лучшими друзьями.

– Мягко сказано, – отозвался Джулиан. – Он исключительно неприятный тип. Не в социализме как таковом тут дело, а в недостатке ментальной дисциплины, из-за которого строят нелепые теории и не задумываются о цене.

«Кажется, – подумал Генри, – он не способен говорить ненапыщенно. Но ведь Джулиан еще молод». Вслух инспектор сказал:

– Я не совсем понимаю, какое это имеет отношение к…

– Я объясню, – ответил молодой человек. – Начнем с того, что более всего в Мейсоне меня отталкивало его отношение к отцу: брать столько денег, сколько возможно вытянуть, а вместе с тем – кусать дающую руку. Извините за смешанные метафоры, но мысль понятна, я думаю. Стоило Мейсону пропустить пару стаканчиков, как он начинал жестоко критиковать своего отца. – Джулиан слегка задохнулся от воспоминания, будто голосовые связки свело судорогой. – Однажды я не выдержал и прямо в лоб спросил, как у него хватает наглости жить на доходы от отцовского бизнеса и проповедовать при этом те социальные и политические идеи, которые мы от него слышим. И знаете, что Мейсон ответил? Он сказал, что единственным возможным оправданием такого человека, как его отец, будет то, что неправедные доходы в конце концов попадут в руки того, кто их направит на осуществление Мировой революции. «Это значит, – сказал я ему, – что вы дождаться не можете смерти отца?» А он – хоть верьте, хоть нет – ответил: «Это естественно, старина. Я его сам хоть завтра же пристукнул бы, если бы не последующая ответственность».

– Как интересно, – отреагировал Генри.

– Я знаю, что это правда, – выпалила Мод, – потому что Джулиан мне тогда же и написал.