Мертвецы тоже люди

– Да, теперь мы пара. У меня половинка огонь-камня правая, а у тебя левая. По медальону ты меня узнаешь, когда время придёт. Там внутри мой портрет, чтобы не забывала, а на моём твой нарисован.

– А ты придёшь завтра со мной поиграть, Иванушка? Я тоже хочу научиться ловить троллей и метать ножички!

– Приду.

– Приходи сюда же и в это же время. Я никогда не забуду тебя! – Девочка громко чмокнула Инкуба в щёку и торопливо спустилась с дерева».

Я открыла глаза и застонала. Сон наяву, не иначе. Кровать китайского императора возвышалась надо мной пышным пологом из шёлка и тафты. Я в усадьбе, в своей комнате.

Пошевелилась, и невыносимая боль пронзила тело. Глаза кинжалом резал яркий свет.

Хотела крикнуть: «Аргиз!», но произнесла другое имя:

– Иван! Иванушка!!! Милый!

– Я здесь, – ответил знакомый голос, и со стула у кровати поднялся Инкуб.

«Назвала по имени, лада, коим матушка называла! Милым нарекла!»

«Я всё ещё сплю!»

Инкуб вздохнул. На мгновение его глаза оказались совсем близко. Запах аира от гладких щёк растаял в воздухе мимолетным дуновеньем. Звякнула крышка графина с водой.

– Лежи спокойно, Василиса, ты отравилась сероводородом.

Я повалилась в пуховик и застонала:

– Кажется, у меня жар. Всё тело ломит, выкручивает… встать не могу… я умираю, да? Господи, как же больно!

«Ты спишь, Василиса!»

Боль пропитала каждую клеточку. Лихорадка сотрясала меня, руки и ноги скрутила судорога.

Инкуб помог подняться и поднёс к губам стакан с прохладным напитком.

– Ты не умрёшь… Боль в плоти от верховой езды, с непривычки. И сероводородом надышалась… Пей, это настойка барвинка. Открой рот, язык не прикуси, терпи, сейчас полегчает…

И правда после напитка судороги вскоре совсем прошли, исчезла тошнота, упала температура. Лихорадку сменила страшная усталость и слабость. Я то ли бредила, то ли спала:

– Волк для Горына! Я забыла отдать!

– Лежи спокойно, уже сделано.

– А если он заявится сюда!

– Не бойся, не заявится. Змей знает, что я рядом, а если посмеет, то сильно пожалеет об этом.

«Не гапи, не гапи… лакота ма… ладо…»

На лоб легла прохладная ласковая рука. Я замычала от удовольствия и потянулась губами к его запястью. Губы коснулись кожи, оставив влажную полоску там, где пульсировала вена, и Инкуб вздрогнул от неожиданности.

«Поцеловала! Ладо ма!»

Инкуб убрал руку и накрыл мои глаза влажным, холодным полотенцем.

– Спи, царевна… Утро вечера мудренее.

Утро выдалось пасмурное, неприветливое. Ветер гнал свинцовые тучи наперегонки с серыми и белыми, швырял в окно грозди холодного снега с дождём. Оконные рамы вздрагивали от резких порывов, но держались стойко, не пропуская даже слабый сквозняк.

Проснулась я как от толчка и вскрикнула:

– Иван!

«Я здесь… не гапи, не гапи, ладо ма…»

И снова провалилась в глубокий сон. Голос садовника Чура рассказывал странную историю, главной героиней которой была я.

«Василиса вышла на парадное крыльцо в поместье «Зелёный Дуб». Профессор Этернель сказал, что они пойдут прогуляться. Попросил Василису одеться в старорусский наряд. Этернель любил всё русское, особенно древнерусское.

Василиса замерла, не ожидав увидеть строящееся в боевом порядке войско на площади перед дворцом.

Кони в дорожных попонах грызли удила, переминаясь под всадниками, красно-белые треугольники знамён повисли вдоль древка, то здесь, то там расцвечивая серые от дождя шеренги.

Девушка растерялась, но быстро нашлась, поклонившись в пол выстроившемуся войску. Рукава летника коснулись пушистым мехом мраморных ступеней.

В ответ шеренги дружно рявкнули приветствие. Хмурые лица солдат смягчились, увидев красавицу.

Близко к крыльцу стоял Афоня на соловом жеребце. В руке он держал поводья аргиза Инкуба. Жеребец низко наклонил точёную голову и влажными глазами с длинной щёткой чёрных ресниц косил в её сторону.

Афоня почтительно поклонился Василисе, не слезая с коня. Василиса поразилась, какое сосредоточенное у него было лицо. Каурые глаза недобро сверкают, рыжие, будто нарисованные брови хмуро сдвинуты.

– Хороша! Смотри, какая строгая! Такая в обиду себя не даст! – раздался весёлый возглас из толпы.

– Это точно… Не каждому даст себя в обиду! – громко ответил другой.

– Разговорчики! – рявкнул Афоня. И шум стих.

Из дверей вышел Инкуб в сопровождении Этернеля. Войско приветствовало их тем же неразборчивым рявканьем, что и Василису.

Профессор Этернель поднял руку, и наступила тишина.

– Это что, Орэт Дёнуарович? Историческая реконструкция? Ничего себе! Во что вы тут все играете?

– В Средневековье, дочь моя, – усмехнулся Этернель.

– Как достоверно у вас получается…

– Вы едете с Инкубом – вам же хотелось посмотреть на деревенский уклад жизни. Несомненно, это будет очень полезный опыт.

– А вы? – У Василисы сел голос. – Я… я думала, что мы вместе поедем гулять.