Мертвецы тоже люди

Василиса предложила прогуляться в саду, чтобы как-то отвлечься от шума, который подруга навела на всю округу.

Василиса стояла на берегу озера и со скучающим видом бросала в тёмную воду мелкие камушки. Подруга Эвка бегала вокруг деревьев как заведённая и пыталась вовлечь Василису в беготню.

– Васа! Иди сюда! Здесь так здорово! Здесь эхо! Слушай!!! Слушай! – и Эвка кричала, передразнивая эхо, подвывала, лаяла.

Василиса смотрела на Эвку с раздражением.

«Зачем я её пригласила?»

– Смотри, что у меня есть! – Подруга сунула ей в нос алую розу. – Розочка уже два года у меня, а не вянет! Достаточно тряпицей обмотать у среза. Чудеса, да? На, понюхай!

Василиса вдохнула маслянистый аромат и оттолкнула руку подруги:

– Уймись же!

Роза упала на землю и хрупкие лепестки рассыпались по траве.

Эвка бросилась поднимать.

– Ты что, Васа! Нельзя так с Алкеей! Рассыпалась! Что теперь делать? – Подруга тщательно подобрала все лепестки, спрятала розу за пазуху и побежала с воплями по берегу:

– Она всё вспомнит! Она всё вспомнит! У-у-у!

Неожиданно вопли стихли. Подруга остановилась и уставилась в сторону особняка. Дверь открылась, и на высокое мраморное крыльцо вышли двое, мызник Афанасий и Инкуб.

– Бо-о-оже ты мой, какой альфа-самец! – Эвка смотрела в сторону Инкуба. – А ты говорила, здесь нет мужиков. Небось богат?

– Не знаю, – равнодушно ответила Васа, – он не мужик, а секретарь профессора Этернеля.

– Секретарь? Этот? – удивилась Эвка. – Не похож великолепный мачо на секретаря. Взгляд властный, рукой отмахивает… Он на военного похож, и по званию не меньше полковника, точно!

Подруга вскочила и закружилась от восторга.

– Полковник! Полковни-и-ик!!! – Широкая юбка разошлась колоколом, обнажив красивые колени.

«Взбесилась подружка!»

– Не старайся, мачо занят, – Василиса отвернулась и досадливо прикусила губу.

– Полковнику никто-о не пишет, не ждё-о-от! – громко вопила Эвка и заливисто рассмеялась.

– Да тише ты! Он же слышит! Ты окончательно свихнулась, – зашипела Василиса.

И действительно, Инкуб обернулся и посмотрел в их сторону.

Эвка помахала ему рукой:

– Смотри, смотри, Васа! Он смотрит на тебя! Да как заинтересованно! Влюблён в тебя, это точно!

– Не выдумывай. – Василиса мельком взглянула на Инкуба. Он и правда смотрел на неё. – Он смотрит на нас, а не на меня.

– На тебя, на тебя! А глазищи-то! Глазищи-то, как у моего кота! С поволокой! Во какие! Неужто он тебе совсем не нравится? Нравится же, признайся! – вопила Эвка, и Василиса покраснела как свекла.

– Да что с тобой, Эвка! Бешеная собака укусила?

Эвка взглянула мельком на Василису, и сверкнуло во взгляде что-то каурое, с красным отсветом.

– Можно сказать, что так.

Эвка демонически рассмеялась и всё пялилась на Инкуба.

– Он совершенство из плоти и крови, глаз не отвести! Жаль, что уже занят, а то бы мы с ним… у-ух! Ну почему? Почему мне такие не попадаются, а тебе – да!

– У-ух! И мне не попадаются… Уймись!

Оптимизм подруги раздражал. Василиса коротко взглянула на мужчин, стоявших в тени мозаичного козырька подъезда. Теперь оба, Инкуб и Афоня, смотрели в её сторону. Васе показалось, что издалека она слышит их низкие голоса. Не хватало, чтобы оба сюда заявились!

После розы разболелась голова, и нахлынули странные, непонятно откуда взявшиеся воспоминания.

* * *

Откуда-то тянуло кашей. Как в лагере под Старым Капевом в день её приезда.

Василиса представила себе ткань шатра, натянутую туго, до барабанного звона. Пеньковые растяжки надёжно натянуты, полотняные стены пригвождены в жирную, тёмную, ещё не промёрзшую землю.

Василиса с удовольствием втянула в себя сырой осенний воздух и закрыла глаза.

Видения проносились в памяти короткими отрывками. Сотенный отряд Буривоя разжигает оранжевые огни. Хлопают полотнища. В палатках, как в фонарях, бродят тёмные тени… У костровой ямы стоят витязи – пылающие поленья выхватывают из темноты блеск белых зубов и белки очей.

Над ямой исходит ароматом трав и горячего жира барашек… За ямой огромный шатёр Великого барда. У входа не дремлет стража, скрестив секиры. Отсвет огня играет на чешуе кольчуг, на высоких шпилях шеломов… У костра стоит большой походный стол. Рядом гремят посудой чашники, расставляя канопки и братины с мёдом…

Афоня о чём-то беседует с Буривоем. Она слышит обрывок разговора: «А я ему говорю, куда идти-то?». Афоня кивает головой в ответ, и белое облачко слетает с его обветренных губ…

В Москве ещё октябрь, а в Старом Капеве – уже декабрь.

Вечер. Подморозило…

Вот в шатёр к Василисе, впустив струю холодного воздуха, входит Инкуб. Он в ловко пригнанной по плечам стёганой коте поверх кафтана. Сверху серебристая, как лунный свет, кольчуга с короткими рукавами. Поверх кольчуги япончица из дублёной золотой кожи, подбитая куницей.

Инкуб снял шелом, сдержанно поклонился.