Мертвецы тоже люди

Васа почувствовала, как лицо занялось огнём. Она покраснела, но глаз от Инкуба не отвела:

– Я говорила вслух? Что вы слышали, Инкуб?

– Только то, что ещё девять утра.

Василиса зарделась с новой силой и отвернулась. В глубине павильона возилась Эвка.

– Мне показалось, что вы звали меня, Василиса Михайловна… Поэтому я пришёл.

Василисе хотелось сказать что-нибудь резкое Инкубу, но она вдруг осеклась, взглянув на него внимательно.

Они не виделись неделю. Василиса слышала, что Этернель послал Инкуба выполнять какое-то поручение в Старый Капев.

Инкуб изменился. Он был не в костюме, как обычно, а в стёганой чёрной коте, на которую надевают кольчугу. Рукава в нескольких местах прожжены. Лицо худое, бледное, почти землистое, небритое, в синей щетине, губы сжаты так плотно, будто отлиты из металла, тёмные глаза недобро сверкают под густыми бровями.

От Инкуба не пахло аиром. От него несло смертью. Василиса явственно почувствовала дымную копоть от запылённых волос, привкус конского пота и ещё вкус, который трудно перепутать с другим – железистый, сладковатый и тяжёлый запах крови.

Инкуб положил загорелую, в засохших царапинах руку на подпорку навеса и молча смотрел на Василису.

Она невольно взглянула на то место на ладони, где во сне оставила следы зубов. Следов не было. Не было их и на шее, и на щеке.

– Ч-что случилось? Ты… Вы где были? Почему так пахнет дымом? – спросила Василиса, задыхаясь от волнения.

Инкуб продолжал молча смотреть на неё. Василиса увидела в его глазах затаённый отблеск огня, дикой неуёмной силы, что привиделись ей во сне.

Но мужчина стоял неподвижно. Лишь только взгляд, касавшийся то губ её, то щёк, выдавал чувства.

– Ты ранен? Где? Покажи! У тебя кровь запеклась в волосах! – Василиса провела рукой по обветренной щеке и прикоснулась ко лбу.

Инкуб стоял на две ступени ниже и смотрел в глаза, нежно сжимая и поглаживая руку на своём лице.

– Я не ранен.

«Не гапи, не гапи… ладо моя, краса ненаглядная… Азмъ есьмь не язвенъ… безноштенъ да безневестенъ, але бо не язвестивъ [68]. Из бельчуга [69] стреляли мя, але бадака [70] убереглаши мя от безгоды… [71]Азмъ есьмь зело багненъ и безбаненъ, прости мя за то, лепота, ладушка, алость ненаглядная… Аще ли ни то говориши, то прости мя, кънягиня моя».

Он передвинул её руку, накрыв ею свои губы, и Василиса почувствовала, как из ладони разливается по всему телу жаркая волна.

Она поймала себя на мысли, что впервые поняла его странный язык.

Само вырвалось:

«Алежь аламъ [72] не уберег?»

Он кивнул, вздохнул глубоко. Смотрел на неё ясно, будто стремился запомнить навсегда каждую её черту. Взгляд скользил по губам, лаская их, но дозволенного Инкуб не преступал.

Инкуб взял руку Василисы в свою, будто хотел увести за собой.

Он улыбнулся, загадочно, как ей показалось, и опустил голову:

– Я уезжаю сегодня, Василиса Михайловна. Пришёл попрощаться.

– Как! Куда? – Сердце взорвалось и замерло.

– В Старый Капев, оттуда – идём на Галич.

– Надолго?

Инкуб кивнул:

– Надолго.

– Когда вернётесь?

– Через год, полтора, два, если всё удачно сложится.

Василиса быстро отвернулась, чтобы скрыть растерянность на лице.

«Как долго! Полтора, два года! Это же целая вечность!»

Инкуб взглянул на Василису мятежно. Одним нетерпеливым взглядом он охватил её всю, вбирая в себя. Его глаза лихорадочно блестели в ожидании. Василиса молчала.

– Может, так и лучше… Разлука на пользу… Если уж так сложилось у нас…

Он тоже молчал, держа её руку в своей. Но Василиса будто слышала его внутренний голос.

«Ждаши ли будешь мя, кънягинюшка?»

Она не ответила.

«Василиса… прилука ма… суженая ма… жена ма… искони досталась ты мне… Опалила ты мя, сожгла… Азъ хочу жити с тобой от младости и до старости… Ибо крепка акы смерть любовь…»

Василиса опустила глаза и молчала.

– Ну что же, прощайте, Василиса Михайловна, – Инкуб не сводил глаз с её губ.

– Прощай, Инкуб!

«Кънязь любитъ тя, зело-де любитъ…»

Василиса смотрела, как Инкуб быстро уходит по дорожке к особняку. Вот он уже на крыльце. Не обернулся, не посмотрел на неё.

* * *

«Ибо крепка акы смерть любовь…»

И тут со спины налетела и обхватила за плечи Эвка:

– Что вы тут делали?

– Ничего, – в глазах у Василисы стояли слёзы.

– Знаю я это «ничего».

Эвка необъяснимым образом снова изменилась. Та же скромная и обаятельная улыбка, что и прежде, милый наклон головы, сдержанные плавные движения рук – и не скажешь, что пятнадцать минут назад орала во всю глотку.