Мертвецы тоже люди

На Старый Капев напала орда – предатель Собота привёл вражью рать к стенам города, ворота открыл. Со свадебного пира пришлось барду нашему уйти на битву. Три дня бились и три ночи. Город отбили, врага перебили. Лишь к вечеру третьего дня, когда бой затих, понял Инкуб, почему так легко победа досталась. Предатель Собота, воспользовавшись тем, что все мужчины в бою, тебя из терема похитил.

Князь Острый с другом верным боярином Афанасием четыре дня преследовали Соботу. Нашли в чистом поле шатёр, а в том шатре тебя, бездыханную, с раной под сердцем.

Эвка дотронулась рукой до места, где была рана:

– Помнишь?

Василиса задохнулась, в глазах потемнело. Еле слышно ответила:

– Ничего я не помню… Инкуб сказал мне, что я упала с лошади, ударилась головой, поэтому не помню, что произошло. Но я ничего не знаю о свадьбе. Почему же Инкуб мне не рассказал? Помню, как пришли в Старый Капев, как в лагере поселилась, разговор с Соботой помню…

– У тебя след от колотой раны под сердцем! Ещё не зажил до конца, болеть должен!

– Инкуб сказал, что я во время падения на хлыст напоролась.

– На хлыст? Колотая рана!

– Я не помню! Не помню!!!

– А не помнишь ты ничего, потому что плен твой у Соботы был так ужасен, что пришлось Инкубу тебе розу Алкею дать, чтобы забыла ты всё ужасное, что приключилось с тобой.

– Алкею? Это ту, что ты мне в нос сунула? Зачем?

Эвка запнулась, поняла, что сказала лишнего, но Василиса взглянула на неё хмуро и приказала:

– Рассказывай, ничего не утаивай, не то – мой меч…

Эвка вздохнула и покачала головой:

– Инкуб месяц у постели твоей сидел, ждал, пока ты на поправку пойдёшь, а как лучше тебе стало, отправился в Старый Капев обидчика твоего искать. Искал долго – все леса вокруг Нового Города облазил, всю дикую степь объездил, но Собота как сквозь землю провалился – видать, успел далеко в орду на юг уйти.

Вернулся Великий бард несолоно хлебавши. Но десятого дня сообщил барду гонец, что видел Соботу у половцев в Туни. Князь Острый на коня вскочил и туда. Три дня и три ночи скакал без передышки. Нашёл Соботу.

А тот его уже дожидается, да не один. Стоит перед войском, красуется. Орда за ним – тьма-тьмущая! Конь под ним племенной играет, меч в пурпурных ножнах каменьями самоцветными сверкает. На губах улыбочка змеиная, довольная. Выманил-таки Великого барда на погибель.

– Ну что, – кричит издалека, – Великий бард, князь Инкуб Острый, царевич Иван Кощеевич. Как ни силён ты, князь, да, видать, погибель твоя пришла. Один в поле не воин! Против тьмы ты бессилен.

– Ты пошто княгиню мою обидел, Собота? – спросил Инкуб сдержанно.

А Собота посмеивается:

– Не хотел обижать. На что она мне? Мне ты нужен, Инкуб. Но как иначе бы я сейчас с тобой встретился? Я же знал, что обиду ты не стерпишь, придёшь посчитаться. Что промеж нас с Василиской было, ты думай, гадай, но сладкая тебе досталась девка. Ты девку берёг до свадьбы, а я взял всё. Уж она в постели горяча, ласкова, томлива, тебе ли не знать. Хотя, откуда? До брачной ночи у вас не дошло… Прости за испорченную свадьбу. Одного жаль – голову твою буйную некому в подарочек послать.

Инкуб с коня спешился и говорит:

– Зато твою башку я знаю, кому послать. Не радуйся раньше времени, пёс смердящий. Иди-ка ко мне, сучий сын, силушкой померяемся.

Собота ухмылку с лица стёр:

– Уж кричала твоя Василиска перед смертушкой, криком кричала, когда насильничали её мои молодцы, просила пощадить жизнь её молодую, а пуще просила тебя пощадить, Острый!

– Врёшь!

– Не вру. Ты сам знаешь, оборотни врать не умеют. Хотя бы у дружка своего, боярина Афони, спроси, он подтвердит – сам оборотень. Что молчишь, Афоня? Оборотни не врут, так ведь? Вот видишь, мой бард, я правду говорю… Только один я с тобой драться не стану. Поскольку умереть ты должен сегодня. Можно сказать, я услугу тебе оказываю, Иван-царевич. Девка твоя мертва. Бессмертный не простит тебе её смерти. Да и сам ты себе не простишь, что не доглядел за невестой! И дудки твоей я не боюсь, Великий бард!

Инкуб стоял молча, не шевелясь. В лице – мертвенная бледность, спокойствие и отрешённость.

А в войске вражьем между тем начался ропот. Пришла рать в степь светлым морозным утром, а ныне утра и не видать. Откуда ни возьмись налетели тучи чёрные, ветер закружил крупные хлопья колючего снега. Под тучами низко вороны кружат, добычу высматривают.

Все воины знают, что воевать зимой – дело неблагодарное. Кони тощие, корма не засыпать, воды не найти, зверья нет. А уж если завьюжит, то – поворачивай домой, отсиживаться у печи – ни прицелиться толком, ни пробежаться по глубокому снегу.

А метель началась нешуточная. Во мгле орда и не заметила, как бард подошёл совсем близко и, встав перед ратью, вынул из-за пазухи дудочку, простую бузинную, каких у любого мальчишки-пастушка с полдюжины по карманам рассовано.