Мертвецы тоже люди

Она наполнила снадобьем двенадцать сосудов и раздала сёстрам-валькириям. Если несколько капель снадобья нанести на лицо заколдованного, то он сразу же примет первоначальный вид и останется в таковом до конца своих дней. Бессмертный демон или ангел, желающий принять человеческий облик, должен выпить напиток, состоящий из настойки пиона и Оминума, в расчёте одна капля на один сим веса. Та же пропорция сохраняется для всех бессмертных и смертных, исключая ликанов и мореев. Их превратить в человека может только человек. Хранить снадобье надлежит в полной темноте…»

Увечный дочитал до конца, перечёл ещё раз, задумался и, отложив свиток, накрыл правую щёку платком с эликсиром… Глаза закрылись, и приснилась она. Податливая, тёплая, загадочная. Нежные руки манили и обещали неземное блаженство.

Во сне он грубо тискал её, но она принимала и ласки, и грубость, разжигая и без того ненасытную страсть.

Калека застонал тихо, да так, что дрожь пробрала бы всякого, и сбросил со щеки платок. Открыл воспалённые глаза, дотронулся до рубца. Рана болела по-прежнему, всё сильнее, час от часу.

«Лучше умереть, чем так мучиться!» – Увечный малодушно взял кинжал со стола и, обнажив клинок, направил в горло.

«Святая Богородица Пирогощая [75]… прими душу раба тваго Ивана…»

Он закрыл глаза и занёс руку для смертельного удара.

За приоткрытой рамой окна послышалось шумное пыхтение. В окне показалась симпатичная, мохнатая мордаха, и с подоконника на стол скатился круглый, как шар, рыжий волчонок. Щенок опрокинул бутыль с терновым вином, и та, упав со стола, разбилась в дребезги.

– Чёрт, Мгелико! Ты не вовремя! – процедил сквозь зубы калечный.

– Вовремя! – Фамильяр радостно тявкнул в ответ, улыбнулся, обнажив острый ряд сверкающих, металлических клычков, и принялся слизывать с пола лужицу вина.

Калека вложил кинжал в ножны, поднял платок, прижал к щеке. Теперь он держал эликсир долго, пока минутная стрелка на сошлась с часовой на десяти утра.

* * *

Инкуб поднялся и посмотрел в зеркало в прихожей. Чёрные прямые волосы, подстриженные неровными прядями, падали на щёки и высокий лоб. Он откинул их рукой, открывая суровое лицо. От страшного рубца не осталось и следа. Лишь тоненькая, будто ниточка, белая полоска напоминала о смертельной ране.

Увечный взглянул в отражение и подумал, что парень в зеркале, пожалуй, красив. Худое мужественное лицо оттеняла тёмная щетина, рельефные мышцы шеи выделялись в вырезе сорочки, глубокие кобальтовые глаза, с яркими синими ободками на зеницах смотрели спокойно и отчуждённо.

«Шанс найти оминум один на миллион, зелье давно утеряно. Но нужно постараться… даже если уйдут годы, он найдёт, обязательно найдёт… и станет человеком… и одолеет дракона… и завоюет её… свою невесту…

– Иван! Ай, какой красавчик! – завилял хвостом волчонок и улыбнулся, свесив на бок розовый длинный язык.

Исцелённый нагнулся и потрепал острые уши щенка – фамильяра он понимал без слов.

– Иван! Вано! Мой бард! – не унимался Мгелико.

Когда-то, очень давно так звала его мать. Иван не помнил, когда видел её в последний раз. Да и суждено ли свидеться…

Для всех остальных он Инкуб. Есть ещё одно имя, которое знает только хозяин.

В мраке ночи Бессмертный зовёт его Аргиз.

Инкуб посмотрел в окно. В далёкой голубой дымке привиделись над остроконечными пиками тёмных елей белые, оплавленные, как платина, вершины древних гор. Там далеко жили предки пращура Радегаста, ждала мать… Инкуб смутно помнил светло-русые, золотистые волосы и голову, склонённую над люлькой. Он не помнил ни улыбки, ни рук, ни черт лица, но глаза матери видел ясно: голубые, по-молодому быстрые, в контуре длинных, тёмных ресниц. Она пела ему, жаль только не вспомнить что…

Инкуб подхватил волчонка, нацепил на шею кожаный ошейник:

– Знаю, знаю, не любишь, но придётся потерпеть… нам предстоит работа. Пойдём-ка в усадьбу.