Мертвецы тоже люди

«Через девять лет, то, что ты носила двадцать девять дней на руке, будешь носить три лета на голове! В Глдани оба в полоне будете!»

Я испуганно посмотрела на Вано.

– Что случилось? Ты будто привидение увидела. – Он убрал непослушную прядь с моего лба и нежно провёл рукой по щеке.

– Так ничего… пустяки, девичьи страхи… Жива мне предсказала: «То, что ты носила двадцать девять дней на руке, будешь носить три лета на голове!» – Я-то думала, гадала, что это может быть, а теперь поняла! Она же про браслет говорила! Его я ношу на руке двадцать девять дней. А после три года на голове буду носить! Завтра! Как это возможно?

Вано придвинулся ближе, взял меня за подбородок и сказал так спокойно, что страхи улетучились:

– Не бойся. Не стоит верить всему, что слышишь. Ты слишком много значения придаёшь словам Живы. Но со мной тебе нечего бояться. Я рядом и не позволю, чтобы с тобой что-нибудь случилось.

– Правда?

– Правда.

Он смотрел в глаза, нависая надо мной исполинской шириной плеч. Я невольно подумала, что если бы захотела поцеловать его, то пришлось бы встать на цыпочки и тянуться. Представила, как пальцы смыкаются на сильной шее и грудь прижимается к его сорочке. Захотелось увидеть дрожащие его ресницы, прикрытые в неге веки, ощутить вкус его дёсен.

Розовая краска вновь залила лицо, и я опустила глаза. Вано заметил и, сжав мою руку, притянул к себе.

Я отстранилась, выглянула из алькова и поймала любопытный взгляд ятровок. Мысль о поцелуе по-прежнему донимала моё воображение, и я присела на маленький диванчик у стены в алькове и хрипло спросила:

– Ты так и не ответил, Иван… кем видишь себя в будущем?

Вано сел рядом и усмехнулся:

– Когда в восемьдесят девятом я поступал в университет, то в страшном сне не мог себе представить, что мой «красный диплом» будет нужен только тёте, а я получу статус «челнока» и следующие три года буду мотаться из Китая в Россию с баулами, набитыми кожаными куртками и мартенсами, отбиваясь от рэкетиров, «малиновых пиджаков» и прочих «чотких» пацанов, авторитетов и уродов. Потом был плен…

– Ты воевал?

– Воевал.

– Долго был в плену?

– Вечность, – тихо ответил Вано.

– А шрам на щеке?

– Получил в плену… от кровного врага. – Вано не отрываясь смотрел на мои губы, – между прочим, я по образованию герпетолог, как и ты… изучал ядовитых змей.

– Быть не может! – изумилась я.

– Может быть… Тётя Макоша говорила – ты изучаешь лягушек. Что именно?

Я озадаченно взглянула на Вано:

– Э-э-э… онтогенез озёрной лягушки в естественной среде обитания.

Вано кивнул и одобрительно покачал головой:

– Мне всегда было интересно наблюдать, как у головастиков исчезают наружные жабры, появляются задние ноги, потом передние, жаберное дыхание заменяется на лёгочное… В превращении лягушки есть что-то магическое, волшебное, ты не находишь?

Я удивлённо глазела на Вано. Он как будто прочёл мои мысли. Странное и незнакомое чувство овладело мной – я вновь ощутила невидимую связь между нами. Скажи я слово, и Иван закончит за меня фразу, вздохни я – он выдохнет, угадает, куда посмотрю в следующее мгновение и что задумаю. Я вдруг осознала, что передо мною человек, который поймёт меня, даже если я превращусь в немой, холодный камень… или в лягушку… Мой суженый… тот самый, двукровный, из того же теста, что и я…

Вано обжигал меня взглядом и, казалось, тысячи поцелуев покрывают моё лицо и тело, и жаркая волна накатила на грудь. Мне было противно вожделение, бесконтрольное и дикое, но я не могла заставить себя преодолеть его.

«Красив, как демон! Или как ангел?»

Кое-как взяла себя в руки и ответила, высокомерно взглянув на Вано:

– Да, если тебе интересно… Я почти уверена, что лягушка – это не последний этап онтогенеза.

Вано наклонил голову, и я почувствовала запах аира от его щёк.

– Мне очень интересно. Хочешь сказать, что знаешь переходные формы от лягушки к рептилиям?

– Эти формы есть… от земноводных к рептилиям и от рептилий к млекопитающим… Они заложены в генетической памяти.

– Я совсем недавно читал о новом открытии, кажется, в английском журнале Cell. Учёные нашли окаменелый палеозойский скелет геработрахуса. У него семнадцать позвонков, а у саламандр и лягушек – четырнадцать или пятнадцать. Я видел фото. Это действительно переходная форма батрахий, и что меня поразило больше всего – странное сочетание примитивных и прогрессивных признаков…

– Ты читаешь научные журналы на английском? – перебила я и изумлённо уставилась на Вано. Почему же я решила, что его уровень – это «Ом», «Плейбой», «Лимонка» или «Завтра»?

Вано прищурил синие глаза:

– Вижу, тебя это удивляет, Василиса. Знаешь, порой бывает, что получаешь от людей то, чего никак не ожидаешь.