Резников чувствовал себя в каком-то неопределенно-зависшем состоянии. Ему хотелось застыть между прошлым и будущим. И чтобы будущее не наступало. Он боялся этого будущего. Когда он представлял, что приходит домой, а жена ему говорит, что нет никаких вестей, то хоть вой — жалобно и безутешно. А что, если известия будут? Что, если они ужасные?.. Нет, этого просто не может быть! Так не бывает! Точнее, бывает, но с кем-то другим. С кем-то в другом мире. В его мире это просто не может случиться. В его мире все гладко, все пронизано мелкими страстями, мелкими победами и мелкими неприятностями… Просто не может быть.
— Мошенничество. Фирма «Гарант», махинации с ваучерами. Двести миллионов ущерба.
— Нельзя рубить сук под частным предпринимательством и инициативой… Единогласно.
Света обычно приходила ночевать домой. А когда не приходила, то обязательно звонила. Она знала, что у матери ишемическая болезнь, и всегда сообщала, где задерживается. А тут — ни звонка, ни весточки. Обещала прийти в восемь и не пришла. В одиннадцать Резников поднял всех на ноги, сидел на телефоне, обзванивая знакомых в правительстве и чиновников из милиции. Милиция делала все возможное. Во всяком случае, его так заверили. Но никакого результата. Света пропала. А Резников сидел сжав кулаки, и в груди его ухало расшалившееся сердце.
— Все за? Единогласно, — подвел итог писатель-гулаговец. — Спасибо, коллеги, за такое единодушие. Вот помню…
Он начал какую-то очередную историю, но члены комитета уже задвигали стульями, зашуршали бумагами. Заседание сегодня и так затянулось. Каждый спешил по своим делам — кто на фуршет, кто домой, кто в театр.
— Семен Борисович, на вас лица нет, — положил скульптор руку на плечо Резникову. — Вам помочь? До дома довезти?
— Спасибо, не надо, — покачал головой Резников и поднялся со стула. Пол качнулся под его ногами, и будто чья-то рука стала копаться в грудной клетке. — Я сам. Сам…
Кивая кому-то, что-то невпопад отвечая, он пошел по прохладному коридору, спустился по покрытой красным ковром лестнице.
— До свидания, — кивнул он охраннику и направился к стоянке автомашин.
Охранник козырнул и тут же уставился в пропуск следующего человека.
Далеко ехать за вестями Резникову не пришлось. Вести пришли к нему сами…
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
Артемьева подняли с постели ночью. Пропала дочь предкомитета Резникова, и к этому делу подключили сотрудников УББ. Очередная московская трагедия. Очередная жертва преступного беспредела, захлестнувшего страну.
Свету нашли днем, в лесополосе за Окружной дорогой. Убийца не счел нужным даже попытаться замести следы, спрятать труп. Оставил его на самом видном месте, будто бросая вызов и государству, и всем людям — вот он я, вот мой след.
Казалось, Артемьев должен был привыкнуть за долгие годы ко всему. Он старался относиться к тому, что видел, философски — мол, разные бывают времена, бывали и хуже, нечего распускать нюни, надо работать. Но что-то с этим аутотренингом не получилось. Не мог привыкнуть. И когда увидел труп девушки, то голову его привычно будто сдавило обручем, внутри все подвело. Непоправимость случившегося, непотребство самого действа — убийства молодой девчушки, у которой все еще было впереди, и жизнь которой перечеркнул какой-то мерзавец, — как можно свыкнуться с этим? Артемьев сжал кулаки и еще раз подумал о том, что сомнения в правильности избранного им пути, иногда посещавшие его, просто смешны. Он прав. Ядовитых скорпионов нужно давить. И он будет их давить, пока есть силы и пока еще бьется в его жилах горячая кровь потомственных казаков Артемьевых.
Артемьеву поручили сообщить Резникову о том, что его дочь нашли. Одна из самых тяжелых обязанностей милицейской работы. Артемьев не перекладывал подобные обязанности на своих подчиненных — не привык малодушно прятаться за чужие спины. Узнав по телефону у секретарши, когда закончится заседание комитета, он подъехал к указанному времени на Старую площадь. Пришлось прождать в машине еще почти час, пока из бывшего здания ЦК не вышел невысокий, в потертом свитере — не по теплой погоде, — в больших очках седой человек, похожий на просидевшего всю жизнь на одном и том же рабочем месте младшего научного сотрудника из «почтового ящика».
— Семен Борисович? — спросил Артемьев, подходя к «научному сотруднику».
— Да, — растерянно произнес он. — Чем обязан?
— Подполковник милиции Артемьев.
Резников с мольбой в глазах посмотрел на Артемьева. Он будто бы просил — пожалуйста, не говори мне ничего плохого. Не приноси никаких вестей. Исчезни.
— Насчет Светы? — с трудом выдавил он.
— Боюсь, ничем не смогу вас утешить.
— Она… Нашли?
— Да.
— Жива?
Нет.
Резников качнулся. Артемьеву показалось, что писатель сейчас рухнет на землю, и он поддержал его за локоть. Но Резников резко отвел руку и посмотрел на него почти с ненавистью. Артемьев привык к подобным взглядам. Гонцов с плохими вестями ненавидят. Раньше, бывало, их казнили.
— Это ошибка, — прошептал Резников.
— Увы, никакой ошибки, — покачал головой Артемьев.
— Нет. Так не бывает. За что?
— Я вас довезу до дома.
— Да. Если не трудно.