Мёртвое

Резь в боку увела ее с дороги, и ноги провалились в холодную воду. Гром взорвал мир вокруг нее, и, будто отвечая ему, больной хребет разослал по всему телу Лизы серию спазмов, заставив ее голову и руки мелко дрожать. Она упала навзничь и тяжело задышала, задрав лицо к небу, озаренному молниями. Небо было темным, но тучи на его фоне – и того темнее.

Потом над ней навис кто-то по-детски ухмыляющийся.

На мгновение ей показалось, что это она сама смотрит на нее сверху вниз. Вот-вот скрестит руки на груди, уголок рта поползет вверх, формируя желчную усмешку, всякий раз появляющуюся, когда Лизе хотелось немного пожурить кого-нибудь. Эту привычку она подхватила у своей матери.

Прямо над ней, медленно надвигаясь, завис освещенный вспышками электричества лик, обрамленный ветвями вечнозеленых растений. Она дернулась и закусила губу, готовая ко всему – видя, что это не она сама, язвительная и раздраженная, а мужчина, бородатый и дикий, проведший, судя по его виду, все последнее десятилетие на каком-нибудь диком острове в компании доктора Моро, безутешно пытающегося заставить человеческое начало превалировать над звериным.

Со своего ракурса она могла разглядеть, что на нем не было рубашки, а его грудь была сплошь покрыта рубцами и шрамами. У незнакомца были кустистые изогнутые брови и уродливые уши. Его нижняя губа – темная, будто ее обладатель горстями ел чернику, – сильно отвисла, походя на букву «V». У Лизы замерзли ноги, и она попыталась вытащить их из воды. Лежащая в грязи и потихоньку заметаемая гонимыми ветром листьями, она знала, что похожа сейчас на наспех похороненный труп.

Мужчина обошел куст и встал над ней – голый и мохнатый, с ногтями, разросшимися до состояния когтей.

– Привет, – сказал Енот, наклоняясь, чтобы коснуться ее плеча – сперва ласково, но уже вскоре гораздо грубее, смелее. – Хочешь меня?

Его глаза остекленели, когда Джейкоб послал ему команду: прочь. Енот застонал и, бросив на него взгляд, говорящий «нет, только не снова», убрал руку с шеи Лизы, встал прямо – и вдруг с криком бросился наутек через поле.

Джейкоб опустился на колени и вытащил ее из воды – такую белую, с лицом в тине, со спутанными волосами, прилипшими ко лбу, и все еще такую красивую. Он не понимал, жива она или нет.

– Ты собираешься отпустить нас домой? – вдруг спросила она, и Кэти расплакалась.

– Да, – заверил он.

– Когда?

– Сейчас. Прямо сейчас.

– Слава богу.

Кэти выскочила из тени. В слезах, как Джейкоб заметил, она чем-то напоминала Бет. Упав рядом с Лизой, она уставилась подруге в глаза – а потом обвила ее руками и зарыдала еще горше.

– Ты нашла то, что искала? – спросила Лиза.

– Кто, черт возьми, знает? – ответила Кэти. Как ей казалось, Лиза еще не выглядела умирающей – и с каждой секундой приобретала все более здоровый вид. – Как ты?

– Более глупого вопроса ты мне еще не задавала.

– Правда?

– По-моему, да.

– Все равно скажи хоть что-то.

– Я чувствую себя как дерьмо.

– Лиза, ты сможешь встать? – мягко спросил Джейкоб.

– Не-а.

– Держись.

– Отличный совет, умник.

– С тобой все будет хорошо, – сказал он, твердо уверенный в своих словах.

Музы наблюдали за ними из леса.

Его брат и сестра были рядом.

– Они хотят тебя, – сказала Лиза.

– Они хотят нас всех.

Восхитительный гнев вернулся к нему тогда, в один внезапно сладкий момент, когда он почувствовал, как их влажные языки облизывают его мозг. Они звали. Они всегда звали его. Мощь их присутствия теперь тяготила сильнее всего, ибо они черпали силы для себя из его собственной сути. Где-то под шеей зародилось это знакомое ощущение, напряжение во лбу предупредило о назревающем кошмаре – об омуте, который вот-вот затянет его в себя снова, как встарь. Он упал вперед, роняя слюну с губ, – пронзенный насквозь мозг, пальцы и промежность горели адским огнем.

Длинные черные волосы Рейчел были завиты, будто в честь какого-то торжества. Собственно, для них всех настал момент невозврата: почему бы не отметить его. Но где же мама и папа? Джозеф стоял, уставившись на него, – весь напряженный, как и всегда.

Вернись к нам, Третий, сказала Рейчел, и ее голос звучал не только лишь в голове. Джейкоб никогда прежде не слышал, чтобы она его умоляла. Оставайся с нами, прошу.

– Нет. Теперь я знаю, что произошло. – Он мог вообразить, как отец пишет эту сцену; мир, ад и чистилище сходились на театральных подмостках в одной игре.

Джозеф все никак не мог оторвать глаз от Лизы. Пошли, сказал он. Тут все мечты обращаются в явь.